Моя жизнь рухнула не в тот день, когда мы с мужем привезли из приюта пса, и не тогда, когда я узнала, что после долгих лет слез и лечения наконец стану матерью. Всё изменилось, когда родная мать, с которой у нас всегда были тёплые отношения, вдруг превратилась во врага — не моего, нет. Врага моей собаки.
Барс появился у нас восемь лет назад. Щенок с печальными глазами, израненной душой, но бесконечно преданным сердцем. Мы с Дмитрием полюбили его с первого взгляда — он стал нам как сын, особенно когда все попытки завести ребёнка разбивались о жестокую реальность. Мы лечили его, водили к ветеринару, занимались с кинологом, учили жить в мире с людьми. Он вырос в идеального пса — ласкового, терпеливого, преданного. Так и текли наши тихие деньки — я, муж и наш Барс.
Когда после долгих лет борьбы тест наконец показал две полоски, мир будто вспыхнул. Мы плакали от счастья. Мама и свекровь вроде бы тоже обрадовались, но их радость быстро сменилась упрёками и истериками:
— Немедленно избавься от собаки! Ты что, рехнулась? Шерсть повсюду! Аллергия! Да он ребёнка загрызёт! — кричала мать.
— Отдайте кому-нибудь! Ведь это же дитя! Неужели пёс важнее? — вторила свекровь, бросая презрительные взгляды.
Мы с Дмитрием пытались объяснить: Барс не опасен. В доме чистота, робот-пылесос работает без устали, все нормы гигиены соблюдены. Пёс — часть семьи. Его никто не отдаст. Но старшее поколение не сдавалось. Мама названивала по десять раз на дню, рыдая в трубку, что я гублю своего ещё не рождённого малыша. Свекровь доводила Дмитрия до белого каления. Давление росло, а я, уже на шестом месяце, лежала ночами, сжимая живот от ужаса.
— Ещё одно слово — и вы больше не переступите наш порог, — сквозь зубы произнёс Дмитрий, глядя им прямо в глаза.
После родов они затихли. Но ненадолго.
Когда я вернулась из роддома с сыном, первым делом подошла к Барсу — он скулил у двери, скучал, ждал. Я опустилась на колени, обняла его. Мать и свекровь переглянулись. А на следующий день, когда у малыша покраснели щёчки, их ярости не было предела.
— Это шерсть! Всё из-за собаки! Ты совсем рехнулась?!
— Пёс спит в одной кровати с младенцем! Да я бы на твоём месте сгорела от стыда!
Я молчала. Но Дмитрий больше не выдержал. Он вышвырнул их за порог.
Тогда начались угрозы. Открытые. Сначала — «отравим твоего пса, пара пустяков», потом — «подадим в опеку!». Мать заявила, что напишет жалобу: мол, ребёнок живёт в грязи, в одной квартире с собакой. Что меня надо лишить прав, что я «больная», раз ставлю животное выше собственного дитяти.
Грязь?.. У меня в доме так чисто, что хоть операцию проводи. Полы мою дважды в день. Слежу за питанием, контролирую влажность, детские вещи стираю отдельно. Но что значат факты, если в сердце — только злость?
Я сказала матери твёрдо: сделаешь хоть шаг в сторону опеки — и больше не увидишь внука. Никогда.
С тех пор — тишина. Иногда на сердце тяжело. Всё-таки это мать. Но Барс — тоже семья. Он был с нами, когда мы теряли надежду. Он грел нас в самые одинокие ночи. Он — не угроза. Он — любовь.
Я не отдам его. И если пришлось выбирать между шантажом и правом жить с теми, кто дорог, — я выбрала второе. И ни о чём не жалею.
