Папа, больше не приходи к нам. Как только ты уходишь, мама сразу же начинает плакать, и слёзы льюются до самого утра. Я засыпаю, просыпаюсь, снова засыпаю, а она всё рыдает. Я спрашиваю её: «Мам, почему ты плачешь? Изза папы?» Она лишь шмыгает носом, мол, простуда. Я уже взрослая и понимаю, что простуда не заставит голос звучать так, будто ктото просит спасения.
Олин папа сидит за столиком в небольшом кафе с дочерью. В крохотной белой чашке уже остывает кофе, а он слегка помешивает его маленькой ложечкой. Перед Олей стоит вазашедевр: яркие шарики, покрытые сверху зелёным листочком и вишенкой, покрыты густым шоколадом. Любой шестилетний ребёнок бы бросился бы к этому лакомству, но Оля не трогает мороженого. С прошлой пятницы она уже решила серьёзно поговорить с отцом.
Папа молчит долго, потом, наконец, произносит:
Что же нам делать, дочь? Как мне жить без тебя?
Оля морщит маленький носик, напоминающий мамин, и отвечает:
Нет, папа. Я тоже без тебя не смогу. Давай так: позвони маме и скажи, что каждую пятницу будешь забирать меня из садика. Мы будем гулять, а если захочешь кофе или мороженого, можем посидеть в кафе. Я расскажу тебе всё, как мы живём с мамой.
Потом она задумалась, а потом:
Если захочешь увидеть маму, я каждую неделю буду снимать её на телефон и показывать тебе фотографии. Договорились?
Папа, не глядя на дочку, слегка улыбается и кивает:
Хорошо, так будем жить.
Оля вздыхает с облегчением, берёт своё мороженое, но разговор ещё не закончен. Когда яркие шарики соприкасаются её нос, у неё появляются маленькие разноцветные «усы», которые она облизывает языком, становясь почти взрослой, почти женщиной, которой придётся заботиться о своём мужчине, пусть и уже не молодом. На прошлой неделе у папы был день рождения; Оля в садике нарисовала ему открытку, раскрасив большую цифру «28».
Лицо девочки снова становится серьёзным, брови сдвинуты, и она говорит:
Думаю, тебе стоит жениться
И, слегка прибавив к этому:
Ведь ты ещё не совсем старый.
Папа оценивает «жест доброй воли» дочери и хмыкает:
Скажешь тоже «не очень»
Оля с энтузиазмом продолжает:
Не очень, не очень! Смотри, дядя Серёжа, который уже дважды приходил к маме, почти лысый
Она показывает себе лоб, нежно поправляя кудряшки, а потом, будто раскрывая мамин секрет, прижимает обе ладони к губам, глаза её расширяются от ужаса и растерянности.
Дядя Серёжа? Какой это «дядя Серёжа», который часто к вам заглядывает? Мамин начальник? почти громко спросил папа, оглушая всё кафе.
Я не знаю запинается Оля. Может, и начальник. Он приносит конфеты, торт
Папа, сцепив пальцы, долго разглядывает их, понимая, что в эту минуту принимает важное решение. Оля же, как юная стратегка, не спешит мужчине с выводами, зная, что всё мужское медленное и иногда тупое, а подталкивать их должна женщина, одна из самых дорогих в его жизни.
Папа молчал, потом, с шумным вздохом, разжая замок из пальцев, поднял голову и сказал:
Пойдём, дочь. Уже поздно, я отведу тебя домой и заодно поговорю с мамой.
Оля не задавала вопросов, но сразу доела мороженое, понимая, что то, к чему папа только что решился, важнее любого лакомства. Она бросила ложечку, соскочила со стула, вытерла губы тыльной стороной ладони, шмыгнула носом и, глядя прямо в отца, произнесла:
Я готова. Идём.
Домой они почти побежали: папа ускорил шаг, а Оля держалась за его руку, будто знамя, которое держал князь Андрей Болконский, возглавляя атаку. Двери лифта медленно закрылись, унося вверх одного из соседей. Папа растерянно посмотрел на дочь, а та, решительно, спросила:
Ну? Что ждём? У нас седьмой этаж, а мы уже почти у цели.
Папа поднял её на руки и бросился вверх по лестнице. Когда мать, наконец, открыла дверь, папа, не теряя ни секунды, крикнул:
Ты не можешь так поступать! Какой там Серёжа? Я же люблю тебя, и у нас есть Оля
Он, не отпуская дочь, обнял и маму, а Оля, прижалась к обоим, зажмурив глаза, потому что теперь взрослые лишь в их поцелуях.
