Дневник. Сегодня опять вспоминал, как все у нас закрутилось. Знает весь поселок, что Антон – безрукая, безногая, пустоголовая скотина. То баран, то козел, то пес. Каждое прозвище – по мерке его очередной оплошности. Размах кося сказывался на силе гнева Алевтины, всегда по-разному.
А ей от меня летело: Зайка, Лисичка, Солнышко, Ласточка. Слыша ее истошные крики, мужики гадали, ну когда же этот баран даст Лисичке как следует, но тут же соображали: да ведь он безрогая тварь! Никогда. Антон мог изобразить глухонемого, не замечая воплей. Вот это равнодушие к ее бешенству и заводило Алю на долгие припадки. Кричала до хрипоты, уходила из дома. Комок щемил горло, душил. Лицо багровело пятнами, руки тряслись. Хотелось разрыдаться, а слез нет. А я ей вслед тихо: “А ты куда, Зай?”
Первые годка после свадьбы – тишь да гладь. Кто б сказал тогда, что эта идиллия сменится базаром-скандалом – Алевтина б не поверила. Выйти-то замуж за любимого вышла, за того, кто был ей мил, а не за козла! Работал я сварщиком, непьюший, некурящий, спокойный как медведь в берлоге, жил на позитиве. Жены пропойц да гуляк ставили меня в пример, Алёна и гордилась. С детьми решили подождать. Сперва баню, гараж, машину обзавести. Совхоз дом дал, Але хотелось довести его до кондиции.
Я человек медлительный, а то и ленивый. Работа подождет, говаривал: “Все дела не переделаешь. Торопиться – людей смешить. Без охоты к делу и приступать грешно. Не труд выйдет, а каторга”. Лидерствовать никогда не рвался. Аля же за любое дело бралась споро: огород вскопает, дом покрасит, траву скосит, для бани дров наломает.
Хорошо, хоть дом благоустроенный, воду ведрами таскать не нужно. Ей сподручнее самой управиться, чем меня раскачать. Как-то ночью шум разбудил – на кухне грохот. Плитка, что я клал, сползла сверху вниз. Назвала меня безруким, а на завтра привела мастера – у того руки откуда надо.
Вернулась как-то с работы – цветник в разорении. Соседская корова порезвилась на славу: копыто вминает, стебли ломает. Я калитку не припер. С каждым днем мое копушачество, лень, пофигизм Алю доставали сильнее.
Рядом стоял дом-сирота. Старики померли, наследники сперва траву косили изредка, потом вовсе забросили. Но прикатил как-то новенький Lexus к крыльцу. Внук деда Семена вернулся с семейством из Сургута на пмж. Там деньги зарабатывал, там и жену взял, а жить – на родине.
Демьян дом переделывать принялся. Вот когда он показал Алевтине, что значит хозяйство в руках не выпускать. Парень был мастер на все руки: строитель, сварщик, электрик. Хозяйка его, Арина, рядом не маялась – лишь по хозяйству да за малышом. Глядя на соседа, Аля все злее на меня кочевряжилась. Устала сильной быть, захотела слабой да нежной. Много раз толкала меня на истинно мужские дела, но мне и на вторых ролях в семье добре жилось. Уставала Аля, злилась, орала по-черному. Люди смекнули: баба заеденная, мужик несчастный. Задумалась о разводе – одна тянуть воз хозяйства сил нет. Все чаще Демьяна в пример ставила, а я смеюсь: “У чужого барана рога длиннее, шерсть гуще”.
Так и не въехал я в намеки о разводе. Бабы с пропойцами, гуленами мучаются, а тут – не бьет, не пилит, любит, а она развод лепит. Никогда не перечил, делай как знаешь, ходи куда хошь, насчет кубышки – без понятия, куда она средства девала. “И пусть я копуша, зачем суета? Спешить невесть зачем? Зачем я буду жене в ежовые руковицы? Она – хозяйка. Плитку класть не мастер – черт с ним, зарплата приличная, найдем спеца. Выходной – значит отдыхать. И ей отдыхать, а не искать спрятавшуюся работу. Что ей до чужих окон? Люди все разные – по норову, по характеру. Не пойму я, зачем Зайке развод?” – вздохнул у телика, почесал затылок и успокоился.
Алевтина каждый вечер соседскому малышу молочка носила. Арина позвала ее на ужин, бутылочка вина поводом стала. Демьян за столом – барин настоящий, Арина – слуга при нем: “Соли подавай! Вечно недосолено! И перцу мало! Недожарил! К такому вину не подавали. Салфетки где? Штопор? Остыло! Почему кипятком налил?! Подай! Принеси! Убери! Молчи, я лучше знаю!” – без остановки весь вечер.
Никитка расплакался, Арина у
И по утрам Ваня лениво потягивался, ворча что-то добродушное про ранний подъем и бесконечные дела по ферме.
Соседи обсуждают странные поступки Ивана: от проступков до ярости жены.
