В деревне она лгала о своей дочери, ибо было стыдно
В узелке, собранном на смерть, лежали и письма… от дочери. Галя вынула их и положила покойнице под подушку. Пусть заберет их в могилу, и… свой страшный стыд…
Из неподдельного. Страшный стыд
Ульяна с юности верила в сны. Так уж вышло. Бывало, подружки в поле расскажут какой сон, а она подумает… и объяснит, что он значит. Редко ошибалась. А свои сны всегда разгадывала сама. А еще — летала во сне! Бывало, так, наяву, поднимется над избами и — летит! Дух захватывает! Один сон снился ей с особой частотой. Белые кони в серых яблоках запряжены в сани, а в санях — они с Алексеем вдвоем держат вожжи. Кони так разгоняются, что прямо взлетают в небо! Им с мужем дух перехватывает! Бросают вожжи и пригибаются в санях… летят… Этот сон снился ей не раз, пока Алексей был жив. А когда его не стало, она еще не раз «летала» на конях, а он стоял рядом, только вожжи в руки не брал… Улыбался… Ей так нравился этот ночной «полет», хоть и знала, что коней во сне видеть — к болезни, а то и к смерти… Вот «полетает» ночью, а глядь — то давление скачет, то сердце колет…
В ту ночь они снова стояли вдвоем в санях. Но никто больше не управлял «полетом». Вожжей и вовсе не было. А кони поднимались все выше и выше, прямо к облакам! На облачке сидел ангелочек с крылышками и улыбался им. «Любочка! Моя Любочка!» — вскрикнула во сне Ульяна так громко, что сама себя разбудила…
«Пора мне… Пора мне… собираться», — тихо говорила сама себе. Без жалости, без отчаяния…
В доме всегда любила порядок, вот только пол вымыла и дорожки домотканые вытряхнула. Достала узелок — тот, что давно берегла «на смерть», все разложила, даже записочки написала, что и куда. Без нее ведь никто не разберется. Чужие люди будут искать… А войдет Галя, кто же еще! Она одна теперь к ней ходит, она и подруга, и как сестра. Мало уж ее подружек на этом свете осталось, да и не дойдут они до нее, ноги болят. А Галя еще шустрая. Прибежит…
Ульяна взяла школьную тетрадь, ручку и села писать письмо.
«Прости меня, Галя. Ты мне самая родная. Мы, как сестры, прожили с тобой… Не выноси на люди, прошу тебя, мой страшный стыд. Мне уж, вроде, и не больно будет, как люди говорить станут, но все же прошу… Я много лет лгала людям и тебе, сестра, что дочь у меня заботливая, а не ездит она ко мне, потому что болеет… А на самом деле я не знаю, где она. Думаю, что жива, только бросила меня давным-давно. И, чтобы не стыдно было людям в глаза смотреть, я всем лгала, и тебе тоже… Не жди мою дочь, не ищи ее… Похорони меня рядом с Алексеем, где место оставлено. Избу и все, что в ней, тебе оставляю. Может, твоим детям что пригодится. Не вышло у меня дочку воспитать… Страшный стыд за это имею. И пусть он уйдет со мной в могилу… Прошу тебя, сестренка…»
Ульяна хорошенько протопила печь, закрыла заслонку в трубе и легла спать…
Галя еще с вечера заметила, что у подруги почему-то не светится окно, да разве могла подумать!
— Не оставляла ли какой записочки покойная? — спрашивал милиционер, приехавший зафиксировать смерть одинокой женщины.
— Да ничего не было… Ничего… Тяжело ей было от одиночества, вот и все… — говорила Галя, перебирая в кармане смятое предсмертное письмо подруги.
* * *
Ее Любочка росла красавицей и умницей. Единственной, любимой. Алексей, женатый агроном колхозный, влюбился в простую колхозницу. По законам того времени его должны были уволить, исключить из партии, но как-то так вышло, что его только пожурили и… будто забыли. У него с женой детей не было, а тут огородница родила внебрачного ребенка от агронома! Говорили, что у самого председателя колхоза «рыльце в пушку», вот и помог быстро развестись да жениться на Ульяне. «Нечего тут «безотцовщину» разводить», — стучал кулаком по столу. Его бывшая уехала в город и, говорили, нашла там себе городского, а они жили душа в душу, дочку растили, только… недолго и несчастливо.
Такие же кони, похожие на те, что снились, только настоящие, и принесли беду. Алексей поздно вечером ехал от комбайнов с поля на велосипеде. В ночной темноте на него налетели кони и переехали. Возница был пьян и не заметил. Если бы кто-то нашел его вовремя! Ульяна ждала до рассвета, глаз не сомкнув. Нашли его утром… уже мертвого. А можно было спасти, если бы кто увидел. Такая, видно, судьба…
Были у Ульяны и ухажеры… Да она на них и не смотрела. Жила только дочерью. А та только радовала мать. Училась отлично. И в художественной самодеятельности не только в селе, аж в районе выступала. И поет, и танцует! Говорят все, талант! Да еще и везучая! С первого раза поступила в сам Московский институт культуры!
Ульяна не нарадуется дочерью. Все старается к ней съездить, продуктов привезти, повидаться. Первый год Любочка радовалась, да и сама домой при малейшей возможности ездила. Но со временем отвыкла. Да еще и матери грубит. Раздражительная такая. Все ей не так. Приехала Ульяна раз, другой — нет дочери в общаге. Говорят, какого-то иностранца себе нашла. Из института ее скоро выгнали. Говорили бывшие однокурсники, что тот иностранец подсадил Любу на наркоту. Тогда еще в деревнях такой беды и не знали. Какой же стыд матери! Страшный стыд! Где-то через год после того, как не виделись, написала Любочка матери письмо. Мол, забудь и не ищи меня. У меня своя жизнь!
Бывало, полет Ульяна колхозную свеклу, каждый рядок километров на два тянется, а ей будто и того мало, чтобы не разгибаться, чтобы глаз людских не видеть. Только слезы капают прямо на ту свеклу…
Вот однажды перед Покровом, как свеклу уже убрали, Ульяна осмелилась сказать девчатам с поля, что ее Любочка… замуж вышла. За неделю до этого съездила в Москву, а после
