Односельчанам она лгала о дочери, ибо стыдно было…
В узелке, собранном на смерть, лежали и письма… от дочери. Глафира вынула их и подложила покойнице под подушку. Пусть заберет их с собой в могилу, а вместе с ними свой страшный позор…
Из ненаписанного. Страшный стыд
Ещё с юности Ульяна верила в сны. Так уж сложилось. Бывало, подруга в поле расскажет сон, а она задумается… и объяснит, что он значит. Редко ошибалась. А свои сны всегда толковала сама. Да ещё летала во сне! Бывало, поднимется над избами и несётся ввысь! Дух захватывает! Один сон снился ей с какой-то странной периодичностью. Белые кони в серых яблоках, запряжённые в сани, а в санях она с Алексеем, держатся за вожжи. Кони так разгоняются, что взмывают в небо! Им с мужем даже дышать тяжело! Бросают вожжи, пригибаются… летят… Этот сон снился ей не раз, пока Алексей был жив. А когда его не стало, она ещё не раз «летала» на санях, а он стоял рядом, только вожжей в руки не брал… Улыбался… Нравился ей этот ночной «полёт», хоть и знала, что коней во сне видеть к болезни, а то и к смерти… Вот «полетает» ночью, а наутро то давление подскочит, то сердце заколет…
В ту ночь они снова стояли вдвоём в санях. Но никто уже не правил «полётом». Вожжей и вовсе не было. А кони поднимались всё выше, под самые тучи! На облачке сидел маленький ангел с крылышками и улыбался им. «Любочка! Моя Любочка!» крикнула во сне Ульяна так громко, что сама себя разбудила…
«Пора… Пора мне собираться», шептала она себе. Без слёз, без отчаяния…
В доме у неё всегда был порядок, вот только пол вымыла да половики вытряхнула. Достала узелок тот, что давно припасла «на смерть», всё разложила, даже записки написала, что и куда. Без неё никто не разберётся. Чужие люди будут шарить… А прибежит Глафира кто же ещё! Она одна теперь к ней заходит, и подруга, и как сестра. Мало осталось её ровесниц на этом свете, да и не дойдут ноги болят. А Глафира ещё бойкая. Примчится…
Ульяна взяла школьную тетрадь, ручку и села писать письмо.
«Прости меня, Галя. Ты мне всех роднее. Мы с тобой, как сёстры, прожили… Не выноси на люди, прошу, мой страшный стыд. Мне, может, и не больно будет, когда станут судачить, но всё же прошу… Много лет лгала я людям и тебе, сестра, что дочь у меня заботливая, а не приезжает хворает… А правда в том, что я не знаю, где она. Думаю, жива, только бросила меня давным-давно. И чтобы не стыдно было людям в глаза смотреть, я всем врала, и тебе тоже… Не жди мою дочь, не ищи её… Похорони меня рядом с Алексеем, где место оставила. Избу и всё, что в ней, тебе завещаю. Может, твоим детям пригодится. Не смогла я дочь воспитать… Страшный стыд за это ношу. Пусть он сойдёт в могилу со мной… Прошу тебя, сестра…»
Ульяна хорошо истопила печь, закрыла заслонку и легла спать…
Глафира ещё с вечера заметила, что у подруги свет не горит, но разве могла подумать!
Не оставляла ли покойная какой записки? спросил участковый, приехавший оформлять смерть одинокой женщины.
Да ничего не было… Ничего… Тяжело ей было от одиночества, вот и всё… сказала Глафира, перебирая в кармане смятое предсмертное письмо подруги.
* * *
Её Любочка росла красавицей да умницей. Единственной, любимой. Алексей, женатый агроном из колхоза, влюбился в простую колхозницу. По законам тех лет его должны были уволить, исключить из партии, но как-то вышло, что отделался выговором… и всё забылось. У него с женой детей не было, а тут огородница родила внебрачного ребёнка от агронома! Говорили, у самого председателя колхоза «рыльце в пуху», вот и помог быстренько развестись да жениться на Ульяне. «Нечего тут “безотцовщину” плодить», стучал кулаком по столу. Бывшая его уехала в город и, говорят, там себе городского нашла, а они жили душа в душу, дочку растили… только недолго и несчастливо.
Такие же кони, как во сне, только настоящие, и принесли беду. Алексей поздно вечером ехал с поля на велосипеде от комбайнов. В ночной тьме на него налетели кони и раздавили. Возница был пьян и не заметил. Если бы кто нашёл его вовремя! Ульяна ждала до рассвета, глаз не сомкнув. Нашли его утром… уже мёртвым. А можно было спасти, если бы кто увидел… Видно, судьба…
Были у Ульяны и ухажёры… Да она на них и не глядела. Жила только дочерью. А та ей на радость. Училась отлично. В самодеятельности не только по селу выступала, аж в районе! И петь, и танцевать умела! Все говорили талант! Да ещё и везучая! С первого раза поступила в Московский институт культуры!
Ульяна не нарадуется. Всё старается к дочери съездить, гостинцев привезти, повидаться. Первый год Любочка радовалась, да и сама домой при малейшей возможности мчалась. Но со временем отвыкла. Да ещё и матери грубить начала. Всё её раздражает. Приедет Ульяна раз, другой дочери в общежитии нет. Говорят, какого-то иностранца себе нашла. Вскоре её из института отчислили. Бывшие однокурсники шептались, что тот иностранец подсадил Любу на наркотики. Тогда в деревнях о таком ещё и слыхом не слыхивали. Какой позор для матери! Страшный стыд! Где-то через год после последней встречи Любочка написала матери письмо. Мол, забудь и не ищи. У меня своя жизнь!
Бывало, полет Ульяна свёклу, рядки по два километра тянутся, а ей бы ещё длиннее, чтоб не разгибаться, чтоб людских глаз не видеть. Только слёзы капают прямо на свёклу…
Вот однажды перед Покровом, когда уборка уже закончилась, Ульяна осмелилась сказать девчатам в поле, что её Любочка… замуж вышла. На неделю раньше съездила в Москву, а потом призналась: «На свадьбе у дочки была! Не говорила, чтоб не сглазили! Муж у Любы серьёзный