Соседка позвонила, прося присмотреть за её детьми, но в их взгляде таилось чтото неуловимое.
Дети у Светланы Петровны странные, прошептала вахтёрша, стирая пятна с стеклянного окна.
Тихие, как мыши, кивнула консьержка, только глазами шипят.
Я вселилась в новую квартиру лишь месяц назад, и коробки всё ещё торчали в углах, словно спящие гумы. Работа поглощала меня целыми ночами, и лишь кухня успела принять форму моё убежище, где после длинного дня я могла отварить чай и почувствовать, как будто мир замедляется.
Соседей я почти не знала, лишь кивала им в лестничной клетке. Поэтому, когда в дверь прозвучал стук, я не сразу поняла, кто стоит передо мной женщина с напряжённым взглядом.
Наталья, простите за беспокойство Я Светлана, ваша соседка. Есть небольшая просьба
Голос её дрожал, глаза постоянно скользили к двум фигуркам, стоявшим за её спиной, как застыла пара воробьёв. Мальчик худой, с живыми глазами, а девочка чуть младше, с косичками, натянутыми до предела, будто они вотвот разорвутся.
Мне нужно срочно уехать. На пару часов. Не могли бы вы
Присмотреть за детьми? я додала, чувствуя, как в груди сжимается странное предчувствие.
Да! Я мигом. Туда и обратно, произнесла она, и дети скользнули в квартиру, будто их и не было. Светлана прошептала им чтото на ухо и исчезла, оставив за собой шлейф лёгкой пыли.
Как вас зовут? спросила я, пытаясь улыбнуться.
Артём, тихо произнёс мальчик.
Аглая, эхом откликнулась девочка.
Хотите пить? бросила я в сторону кухни.
Артём переглянулся с сестрой и прошептал:
А можно?
В его голосе звучала просьба, как будто просили о запретном напитке.
Конечно, могу! У меня сок, вода, чай ответила я, доставая стаканы.
Пока я ставила стаканы на стол, заметила, как Аглая украдкой всматривается в вазу с печеньем. Стоило мне повернуться она отводит взгляд.
Берите печенье, я сама его испекла, пододвинула я вазу ближе.
Правда можно? снова прошептала она, будто слово «можно» в её устах было тяжёлым.
Чтобы разрядить напряжённость, я рассказала о своей коллекции кулинарных книг, показала красивый том с фотографиями тортов. Дети приближались, но каждый хлопок форточки, каждый сигнал машины за окном заставлял их вздрагивать.
Через четыре часа Светлана вернулась, как буря, разрывая дверь:
Артём! Аглая! Быстро домой!
Дети бросились к выходу, но Аглая задела вазу, та покачнулась, и девочка в ужасе замерла.
Всё в порядке, успокоила я, заметив, как она машинально потерла запястье и отдернула кофту, где под бледной кожей виднелся синяк, будто от сильного захвата.
Спасибо, бросила Светлана, толкнув детей в подъезд и исчезнув в коридоре.
Я стояла в прихожей, глядя на закрывающуюся дверь, чувствуя, что чтото здесь не так.
***
Вы когданибудь ощущали, как навязчивая мысль не даёт покоя? Так же меня тревожили глаза этих детей испуганные, настороженные, словно они охотятся за тем, что уже не может быть поймано.
Через неделю я заметила, что окна в квартире Светланы почти всегда закрыты плотными шторами, даже в солнечную погоду. Я никогда не слышала, чтобы дети смеялись или играли. Только редкие крики матери и звук захлопывающихся дверей.
Да, она строгая, правильно воспитывает детей, отмахнулась соседка с первого этажа, когда я спросила. Не то что сегодняшняя молодёжь всё им можно.
В тот четверг я столкнулась с Артёмом в магазине у полки с крупами. Он нервно считал мелочь в ладони.
Привет, Артём! позвала я.
Мальчик вздрогнул, монеты рассыпались по полу. Мы собирали их, и я увидела, как дрожат его пальцы.
Не говорите маме, что видели меня, пожалуйста, прошептал он, сжимая пачку дешевой гречки.
Почему? спросила я.
Он уже убегал, почти врезаясь в покупателей.
Вечером снова позвонила Светлана.
Наталья, помогите, мне нужно уехать на весь день. Заплачу, сколько захотите.
Я отказалась от денег, ощущая, что нужно подольше понаблюдать за этими детьми.
Весь день прошёл иначе: дети «оттаивали». Я включила старый мультик про «Простоквашино», и Аглая тихо хихикнула, когда кот Матроскин спорил с Шариком. Потом мы стали печь печенье.
У мамы никогда так не пахнет, задумчиво сказал Артём, вырезая фигурки из теста.
Как у мамы пахнет? спросила я.
Сигаретами. И ещё он замолчал, когда сестра дернула его за рукав.
Взрыв упавшей на стол крышки заставил их одновременно поднять руки к лицу, будто защищаясь. Я почувствовала, как внутри чтото оборвалось.
Мама ругает, когда шумим, тихо сказала Аглая, опуская руки. И когда едим не вовремя. И когда
Аглая! отрезал её брат.
Я делала вид, что увлечена украшением печенья, но краем глаза заметила красноватую полосу на её шее, выглядывающую изпод воротника. Аглая поймала мой взгляд и поспешно поправила одежду.
Нужно быть хорошими, чтобы мама не злилась, проговорил Артём, рисуя глазурью узор. Тогда всё будет нормально.
«Нормально» я смотрела на этих детей, умных, но затравленных, и понимала, что в их жизни нет ничего обычного.
Вечером, передавая детей Светлане, я учуяла запах алкоголя. Она не спросила, как прошёл день, просто схватила детей за руки и увела их к себе.
Я ещё долго стояла у окна, глядя на их темные окна. Нужно было чтото сделать. Но что? Понадобилось обратиться к органам.
***
Вы ничего не сделаете? спросила я у участкового после долгой беседы.
А что вы хотели? Нет состава. Мамаша проверена, документы в порядке. Может, вам показалось?
Я не могла спать несколько ночей. После звонка в полицию Светлана стала смотреть на меня с особым, почти зловещим вызовом. Но ужаснее всего были взгляды детей: они больше не поднимали глаз, словно я их предала. Как она узнала? Видимо, ей позвонили.
Я обошла несколько квартир, но везде встречала стену равнодушия.
Да что вы к людям привязываетесь? возмущалась старушка с третьего этажа. Одна детей воспитывает, почти не пьёт почти.
В магазине мне помогла продавщица Марина, полная женщина с добрыми глазами:
Я их часто вижу. Мальчик приходит, считает мелочь, берёт самое дешёвое. А его мать потом заявляется, покупает коньяк, и не из дешёвых.
Дети давно с ней живут?
Да, они появились два года назад. Только понизила голос Марина, они совсем не похожи на неё.
В тот вечер всё изменилось. Я сидела за ноутбуком, когда услышала крики, сначала приглушённые, потом всё громче, звук разбившегося стекла, детский плач.
Я позвонила в полицию.
Всё в порядке, улыбнулась Светлана, открывая дверь. Телевизор громко включили, простите.
Полицейский шагнул в квартиру:
А где дети?
Спят уже. Поздно ведь.
Проверим.
Дети лежали в кроватях, слишком неподвижно для спящих. Аглая слегка повернула голову, и я увидела свежую ссадину на щеке.
Упала, быстро сказала Светлана. Она у меня такая неуклюжая.
Полицейские ушли, а я осталась с чувством бессилия.
Через два дня в дверь постучал Артём, бледный, губы иссохшие.
Вот, протянул он смятый листок. Это от Аглы.
Записка была короткой: «Помогите нам. Пожалуйста».
Она не наша мама, вырвалось у него, и он зажмурил глаза, оглядываясь на лестничную площадку. Мы не помним, как здесь оказались. Только помним другой дом и других он бросился бежать.
Я развернула записку. На обратной стороне дрожащим детским почерком было написано: «Она говорит, что сильно накажет нас, если расскажем».
В ту ночь я не сомкнула глаз. Утром начала действовать.
Вы понимаете, что вмешиваетесь не в своё дело? прошипела Светлана, прижав меня к стенке в подъезде, от неё пахло перегаром. Думаете, я добрая? Я знаю, кто вызывал полицию, и соцслужбы подключил.
Я выдержала её взгляд:
Знаете, что я думаю? Что эти дети не ваши.
Она оттолкнулась, как от пощёчины, в её глазах вспыхнул страх.
Чушь! У меня документы!
Поддельные, я полагаю.
Накануне я провела часы за телефонными звонками: в опеку, в правозащитные организации, даже нашла частного детектива, оставляя заявления везде.
Дрянь, выплюнула Светлана. Ты ещё пожалеешь.
Вечером позвонили из социальной службы:
Наталья Андреевна? Мы проверили информацию. Пять лет назад в Нижнем Новгороде пропали двое детей брат и сестра. Возраст совпадает, внешность тоже.
Что дальше? дрожали мои руки.
Мы подключаем полицию. Готовьтесь дать показания.
Светлана, будто почувствовав страх, начала шарить по квартире, хлопая дверцами шкафов, звеня ключами. Я сразу позвонила участковому.
Через час в подъезде не протиснуться: полиция, опека, следователи. Светлана металась, захлопывая окна:
Не имеете права! Это мои дети!
Тогда объясните, почему их лица совпадают с пропавшими пять лет назад Костей и Верой Самойловыми? спросил следователь спокойно.
Артём, теперь уже Костя, держал сестру за руку. Они стояли в углу, прижавшись друг к другу.
Эта женщина она не начал мальчик.
Заткнись! крикнула Светлана и бросилась к детям.
Полицейские мгновенно наложили наручники.
Семёнова Светлана Игоревна, вы задержаны по подозрению в похищении несовершеннолетних
Я смотрела, как её уводят, и ощущала пустоту, будто всё напряжение за недели исчезло в одну секунду.
Наташа! воскликнула Вера, бывшая Аглая, бросилась ко мне, обхватила руками. Вы спасли нас!
И я впервые расплакалась.
Через два дня дети временно поселились в центре социальной адаптации. Я навещала их каждый день, помогала им искать улыбку, учиться говорить полным голосом.
Когда пришли их настоящие родители, я не смогла сдержать слёз. Тощая женщина с седыми волосами Анна Михайловна стояла, глядя на детей, а по щекам текли слёзы. Ее муж, высокий человек с добрыми глазами, обнял их крепко:
Мы никогда не теряли надежды.
История Светланы оказалась страшнее, чем можно представить: психическое расстройство, потеря собственных детей в аварии, потом похищение чужих, запугивание до полусмерти, заставление забыть прошлое.
Наташенька, держала меня Анна Михайловна, вы спасли не только детей, вы спасли всю нашу семью.
Дети начали вспоминать своё прошлое: Костя раньше играл в шахматы, выигрывал городские турниры, а Вера любила рисовать.
Смотри, это ты, протянула мне девочка рисунок, ты как ангелхранитель.
Я часто возвращаюсь мыслями к тому вечеру, когда впервые заметила неладное. Как легко было бы пройти мимо, отмахнуться, притвориться, что меня это не касается. Сколько людей так и делают?
Через полгода я получила письмо. Дети писали, что пошли в новую школу, папа возит Костю на шахматы, Вера записалась в художественную студию. Они больше не боятся громких звуков и темноты, снова верят людям.
В конверте лежал яркий рисунок: семья на пикнике, все улыбаются. В углу подпись: «Спасибо, что научили нас не бояться быть счастливыми».
Я повесила его на стену. Каждый раз, глядя на него, думаю: иногда большое добро начинается с маленького неравнодушия. Нужно просто не пройти мимо, заметить, помочь.
Недавно я приехала к ним. Вера качалась на качелях, смеялась звонко, как дети должны смеяться. Костя чтото увлечённо рассказывал отцу, размахивая руками. Анна Михайловна, теперь без седины, улыбалась, глядя на них.
Наташа! крикнула Вера, спрыгивая с качелей. Мы переезжаем ближе! Будем видеться чаще!
И я поняла жизнь действительно налаживается. У них. У меня. У всех нас. Потому что иногда достаточно лишь поверить: даже в самой тёмной истории может быть светлый конец. Нужно лишь собрать смелость и сделать первый шаг.
