Помнится, Марина Петровна из нашего подъезда всё всегда знала наперёд. Кто поздно пришёл, кто скандалит, кому на свет не хватает. А вот насчёт жилички с пятого этажа — полная загадка.
Появилась та тихо, будто призрак. Квартира после покойного Семёна Ивановича стояла пустой — племянники из Питера приезжали редко, потом продали. Кому? Неизвестно.
— Спекулянты, поди, крутят, — рассуждала у ящиков соседка Валентина Сергеевна. — Нынче квартиры, как картошка на базаре, с рук на руки переходят.
Выяснилось — купили для себя. По стукоту каблучков в подъезде Марина Петровна смекнула: все ходят в тапках, а тут — туфли аккуратные. Роскошь неслыханная.
Впервые увидела ту женщину случайно: заглянула в глазок. Стояла на площадке статная, в пальто песочного цвета. Волосы — гладкий пучок, в руках — белые розы.
— Благодарю вас, — говорила она мужчине в строгом костюме. — Непременно вручу.
Мужчина кивнул, сбежал по лестнице, а та вздохнула тихо и скрылась.
— Валь, новую жиличку встречала? — допытывалась на другой день Марина Петровна у подруги на лавочке.
— Какую?
— С пятого этажа. В пятьдесят третьей.
Валентина Сергеевна плечами повела:
— Не видывала. Молодая?
— Под пятьдесят. Красивая, опрятная. И одета по-городскому.
— Значит, денежная, — заключила Валентина. — Квартиру в центре — не фунт изюма.
Весь дом знал — богачи у нас в развалинах с древним лифтом не селятся. Покупают хоромы новые, с швейцарами.
Скоро Марина Петровна приметила: к пятой квартире — гости. Мужчины сплошь, подарки несут. Кто на полчасика, кто подольше. Все вальяжные, в добротных костюмах.
— Музыкантка, чай? — гадала Валентина Сергеевна. — У артистов публика всегда толчётся.
— Музыкантша с капиталом? — усмехнулась Марина Петровна. — Ты таких видела?
Валентина вздохнула — согласилась.
Любопытство Марину Петровну грызло. Выслеживала шорохи сверху, к мусоропроводу норовила выйти “случайно”. Жиличка растворялась в воздухе — чуяла наблюдателя.
Разгадка пришла нежданно. Встретила в лифте Генку-слесаря.
— На пятый иду, — буркнул он. — Женщина там, доброжелательная. Чаем угощает. И на чай даёт — сверх расценки.
— Какая она?
— Культурная баба. Только грусть на ней виси
Культурная баба, только грусть на ней висит, но позже Марина Петровна узнала, что те нарядные мужчины приходили не от любви, а от угроз, требуя подписать лживые бумаги после увольнения Елены Владимировны за честность, и теперь она, осознав всю глубину чужой беды, стала добрее к чужим тайнам и типее в суждениях о близких.