Месяцы спустя Станислав стал неотъемлемой частью дома Анны. Они сажали цветы вместе, готовили, а Борис каждую ночь спал у его ног. Грусть не исчезла полностью, но стала легче, терпимее.
Станислав сидел на обледеневшей скамейке в тихом парке на окраине Екатеринбурга. Леденящий ветер резал лицо, снег падал медленно, словно пепел от бесконечного пожара. Руки он спрятал под потертую куртку, а душа была разбита. Он не понимал, как докатился до такого. Не в этот вечер. Не таким образом.
Всего несколько часов назад он был в своем доме. В своем! В том, что построил своими руками много лет назад, кирпич за кирпичом, пока жена варила на кухне борщ, а сын играл деревянными кубиками. Все это… больше не существовало.
Теперь на стенах висели чужие картины, запахи были другие, и холод исходил не только от зимы, но и от взглядов, пронзающих, как ножи.
—Папа, с Мариной у нас всё хорошо, но тебе… тут больше не место,— сказал сын, Дмитрий, без тени сожаления.— Ты уже не молод. Найди себе дом престарелых. Или маленькую квартиру. С твоей пенсией проживешь спокойно.
—Но… это мой дом,— прошептал Станислав, чувствуя, как сердце падает в пятки.
—Ты его переписал на меня,— ответил Дмитрий, будто говорил о банковской сделке.— Документы в порядке. Юридически он уже не твой.
На этом всё закончилось.
Станислав не закричал. Не заплакал. Лишь молча кивнул, словно ребенок, наказанный за неведомую провинность. Взял старый плащ, шапку и узелок с жалкими пожитками. Вышел за дверь, не оглядываясь, зная в глубине души, что это конец не только дома, но и семьи.
Теперь он сидел здесь, окоченевший, с ледяной душой. Даже время потеряло смысл. Парк был пуст. Кто станет гулять, когда мороз пробирает до костей? И всё же он оставался на месте, будто ждал, когда снег полностью укроет его и сотрет из мира.
И вдруг — прикосновение.
Легкое, теплое.
Он открыл глаза и увидел перед собой пса. Немецкую овчарку, крупную, с шерстью, запорошенной снегом, и темными глазами, слишком мудрыми для животного.
Собака смотрела на него. Не лаяла. Не двигалась. Просто протянула морду и коснулась его руки с нежной осторожностью.
—Откуда ты взялся, дружище?— дрогнувшим голосом пробормотал Станислав.
Пес вильнул хвостом, развернулся и сделал несколько шагов. Затем остановился, оглянулся — будто говорил: «Иди за мной».
И Станислав пошел.
Потому что терять ему было нечего.
Они шли долго. Пес не убегал далеко, постоянно оглядываясь, чтобы убедиться — тот следует. Мимо темных переулков, потухших фонарей, домов, где тепло казалось недостижимой роскошью.
Наконец, перед ними оказался небольшой дом с деревянным забором и теплым светом на крыльце. Прежде чем Станислав успел что-то понять, дверь открылась.
Женщина лет шестидесяти, с волосами, собранными в пучок, и плотной шалью на плечах, появилась на пороге.
—Борис! Опять сбежал, негодник!— воскликнула она, заметив пса.— И что это ты привел?..
Голос ее оборвался, когда она увидела Станислава — сгорбленного, с обмороженным лицом и посиневшими губами.
—Господи! Ты замерзнешь насмерть! Заходи, скорее!
Он попытался ответить, но выдавил лишь невнятный звук.
Женщина не стала ждать. Выхватила его из холода, крепко взяла за руку и втолкнула внутрь. Тепло обняло, как одеяло. В воздухе пахло кофе, корицей, жизнью.
—Садись, давай. Сейчас принесу чего-нибудь горячего.
Он опустился на стул, дрожа. Борис улегся у его ног, будто так и было всегда.
Скоро женщина вернулась с подносом: две дымящиеся чашки и тарелка с румяными пирожками.
—Меня зовут Анна,— сказала она с теплой улыбкой.— А тебя?
—Станислав.
—Рада познакомиться, Станислав. Мой Борис редко приводит незнакомцев. Должно быть, ты особенный.
Он слабо улыбнулся.
—Не знаю, как благодарить…
—Не надо. Но скажи мне: что делал человек вроде тебя на улице в такую ночь?
Станислав заколебался. Но в ее глазах он увидел не осуждение, а участие. И рассказал.
Все. Как строил дом своими руками. Как сын выгнал его вон. О боли, о предательстве, которое жгло сильнее мороза. Говорил, пока хриплый голос не иссяк.
Когда он закончил, в комнате воцарилась тишина. Лишь потрескивание дров в печи нарушало ее.
Анна смотрела на него с мягкостью.
—Останься,— тихо сказала она.— Я живу одна. Только я и Борис. Мне будет приятно с кем-то поговорить. Тебе не нужно ночевать на улице. Не сегодня. Не пока у меня есть свободная кровать.
Он уставился на нее в немом потрясении. Никто не предлагал ему такой щедрости со дня смерти жены.
—Правда?..
—Правда,— ответила она, положив руку ему на ладонь.— Останешься?
Борис поднял голову, посмотрел на него и, как раньше, коснулся мордой руки.
И тогда Станислав почувствовал то, что считал утраченным: надежду.
—Да,— прошептал он.— Останусь.
Анна улыбнулась, а Борис снова устроился у его ног, довольный.
Этой ночью Станислав спал в теплой постели. Ему не снились ни снег, ни одиночество. Ему снился дом, мудрый пес и добрая женщина.
И он понял одну простую, но важную вещь: иногда семья — не в крови, а в тех, кто решает увидеть тебя, услышать… и открыть дверь.
