Извините за задержку; вот культурно адаптированный и перефразированный текст с учетом российской культуры:
СТЫДНО ЗА МАТЬ
Я родила своего сына в сорок лет. В роддоме сразу навесили ярлык: старородящая. Тогда это задело, но теперь я понимаю — именно в этом возрасте по-настоящему осознаешь суть материнства. Ты уже не девчонка, а зрелая женщина с жизненным опытом, ценностями, пониманием, кто ты и чего хочешь. Артём стал смыслом моей жизни, я вся отдалась его воспитанию и, честно говоря, ни разу не пожалела.
Он рос спокойным, рассудительным мальчиком. В отличие от детей моих подруг, он не устраивал сцен, не требовал невозможного. Все говорили: «Тебе повезло, у тебя золотой ребёнок». И, казалось, что может пойти не так?..
Но потом начался подростковый возраст. В четырнадцать лет Артём внезапно изменился. Я как будто перестала его узнавать. Бесконечные упрёки, протесты, агрессия на пустом месте. Подруги успокаивали: «Переходный возраст, всё наладится». Я терпела. Ждала. Но становилось только хуже.
К шестнадцати годам мой некогда ласковый мальчик стал чужим. Он исчезал по вечерам, прогуливал школу, оценки скатились до нуля. Я плакала ночами, не зная, как вернуть его, как достучаться. Выпускной — то событие, к которому я так готовилась, был впереди. Я купила себе скромное, но элегантное платье. Глядя в зеркало, я думала: да, возраст уже не юный, но я ещё красива. Хотелось гордо встать рядом с сыном в этот важный день.
Но когда Артём вернулся с репетиции вальса и увидел меня в том платье, он сжал губы и усмехнулся.
— Это ты куда так нарядилась? На работу, что ли?
Я растерялась:
— Конечно, на твой выпускной.
— Мам, ты выглядишь как старушка в этом наряде. Не позорься. И меня не позорь. Лучше вообще не приходи.
Сначала я не поняла, что он сказал. Потом просто опустилась на диван. Мир словно поблёк. В голове шумело, в груди — ком из боли, обиды и ярости. Я выдавила:
— Ты стыдишься меня?..
— Да нет же, просто… ну, выглядишь слишком… взрослой. Все мамы будут молодые, а ты…
— Я старалась для тебя! Я тебя родила, когда могла уже не рожать, — сорвалось с губ.
Он отвернулся, пожал плечами и ушёл в свою комнату. А я осталась сидеть. Слезы текли по щекам, и я не знала, куда себя деть. Казалось, всё, что я делала для него все эти годы, — бессмысленно. Все ночи без сна, болезни, страхи, забота — ничего не значат, если ты в его глазах «позор».
Выпускной прошёл без меня. Я осталась дома, слушая, как за окном поют сверчки, и молча гладила платье, которое он назвал «старушечьим». Было горько. Но даже сейчас, несмотря ни на что, если сын придёт ко мне с бедой, с разбитым сердцем, с пораненной душой — я снова обниму его. Потому что я — его мама. Даже если он сейчас этого стыдится.
