«Мне плохо, приезжай сейчас же»: как старики губят своих взрослых детей
Была у моей дочери учительница, а у той — мать, женщина в годах, но ещё бодрая, вовсе не беспомощная. Однако привыкла она тревожить дочь звонками: «Что-то мне нехорошо, приезжай немедленно». Фраза звучала как приказ, и каждый раз означала одно: бросай всё и мчись.
Дочь ехала — ночью, на рассвете, среди рабочего дня. Ехала, потому что была хорошей дочерью, потому что иначе не умела. Потом шла на уроки, возвращалась домой — и снова спешила к матери. Так тянулось месяцы, а может, годы. Пока силы не иссякли.
Сначала несчастный случай — сломала руку. Едва оправилась — сломала ногу. Но даже это не остановило мать: чуть дочь приходила в себя — всё начиналось заново.
Осенью она вернулась к работе, к детям, к привычному ритму. Но не успела оправиться, как мать снова зазвонила: «Мне плохо. Приезжай. Сейчас».
И она ехала. Снова и снова. Пока однажды не рухнула с воспалением лёгких. Умерла в больнице — молодая, светлая, любимая учительница. Класс рыдал, коллеги не верили. Лишь мать, кажется, так и не поняла, что потеряла единственную, кто являлся по первому зову.
Не прошло и месяца после похорон, как старуха взялась за младшую дочь — Арину. Та, в отличие от сестры, была крепким орешком — твёрдой, как дуб, с характером. Не бросалась по каждому зову.
Но мать давила. Ныла, обвиняла: «Ты меня не любишь. Я никому не нужна. Никто не приедет, пока я не умру». В конце концов Арина не выдержала:
— Сестра всю жизнь металась к тебе. Вытирала слёзы, носила сумки, бегала за таблетками. И где она теперь? В могиле. А я хочу жить. Так что сейчас я на работе. Приду позже. А если плохо — звони в скорую. Раз можешь набрать мой номер — сможешь и 103.
С тех пор минуло пятнадцать лет. Мать всё ещё жива. И скорая к ней ездила — не раз. Врачи помогали. Но без ночных бдений дочери, без слёз и истерик. Живёт. Как может. Только звонки с упрёками теперь реже.
Порой кажется, что у некоторых в старости слетает тормоз. Вместо того чтобы беречь детей, дать им пожить — сажают на цепь. Не железную, а душевную. Виной не болезни, а обида, каприз, эгоизм. Вот и звонят: «Мне плохо, приезжай». А потом и детей не остаётся.
Если доживу до седин и понадобится помощь, хочу сохранить разум. Если ещё буду понимать — пусть отвезут в дом престарелых. А если нет — тем более. Пусть живут. Пусть растят детей, строят дома, ездят на море.
Не хочу быть тем, кто своим страхом смерти губит близких. Кто винит всех вокруг, лишь бы не чувствовать одиночества. Кто не скажет «спасибо», но может разрушить жизнь одним звонком.
Многие возмутятся: «Как можно так говорить? Это же мать!» Но такие — сами не сидели у постели больного старика. Не плакали в темноте от бессилия. Не слышали в трубке «Мне плохо!», зная, что это не беда, а просто каприз.
Таких легко осуждать. Но понять — куда труднее.
Я не оправдываю чёрствость. Но у детей тоже есть право на жизнь. И иногда, чтобы сохранить её — нужно просто не приехать.
