На углу Липовой и Третьей автобусная остановка жила своей погодой. Летним утром листья плели кружева из солнечных бликов на асфальте. Зимой пар из булочной напротив окутывал стеклянный павильон, как тёплый вздох. Место невзрачное — три скамейки, карта маршрутов с загнутыми уголками, помятая урна — но жители Берёзограда привыкли к его тихим ритуалам.
Каждый будний день в 8:15 появлялась бабушка Ада — Ада Степановна Волкова — в синем шерстяном пальто, даже в жару, потому что в его карманах идеально помещались два томика и пакетик чёрствых корок для воробьёв. На шляпке — шёлковый цветочек. Водителя она знала по имени. Иногда садилась в автобус, иногда нет. Важно было другое: она приходила — улыбаясь, неторопливо, незыблемо, как часы на площади.
А потом, в один ясный сентябрьский вторник, не пришла.
Сначала никто не заметил. Кто-то опоздал, автобус ушёл раньше, в булочной очередь. Но когда маршрут №7 скрылся за поворотом, бариста из кафе — Лена Ткачёва, девятнадцать лет, вечно догоняющая время — перебежала дорогу и поставила на скамейку кружку чая. «Вам, Ада Степановна», — сказала она в пустоту, потому что всегда так говорила, завидев синее пальто. На скамейке лежали лишь крошки вчерашнего хлеба и аккуратно сложенный квадратик чего-то мягкого.
Шарф. Голубой, как безоблачное небо, с пришитой биркой: «Если холодно — возьми. А.В.»
Лена подняла его, оглядела улицу. Ни шляпки, ни книг, ни Ады Степановны.
В это время на другом конце города журналистка «Берёзоградского вестника» Катя Морозова уставилась в мигающий курсор. Её «достижения» — отчёт о заседаниях горсовета и список ям, которые залатают «по возможности». Завибрировал телефон.
Лена: Что-то не так.
Катя: Что случилось?
Лена: Ада Степановна не пришла. Никогда не опаздывает. И оставила шарф.
Катя не стала уточнять. В радиусе пяти кварталов все знали, кто такая «Ада Степановна». Если бы у остановки был святой покровитель — это была бы она.
Катя накинула фотоаппарат. «Выхожу, — сказала редактору. — Материал о людях».
Редактор, Михаил Петрович — седые виски, кофейное дыхание, золотое сердце — даже не поднял головы: «Только чтоб люди были интересны».
На улице воздух звенел от первого холода. На остановке Лена стояла, засунув руки в фартук, с голубым шарфом на шее. Чай на скамейке дымился, словно раздумывая, что делать дальше.
«Она оставила это, — тронула шарф Лена. — Никогда так не делала. Обычно дарит — тому, кто ночует за библиотекой, ребёнку без куртки прошлой зимой… А тут просто положила и ушла».
Катя осмотрелась. У булочной звенел дверной колокольчик. Почтальон Иван Соколов, часть местной «погоды», кивнул им.
«Вы её на этой неделе видели?» — спросила Катя.
Иван почесал щетину: «Вчера воробьёв кормила. Дала мне мятную конфету, сказала — «воздух сегодня свежий, для мыслей». Всегда так говорила. Я ответил, что не думал ничего свежего со школы. Она рассмеялась».
Катя улыбнулась, но скамейка без синего пальто выглядела чужой.
«Она не села в автобус», — раздался голос. Маршрут №7 снова подъехал, выпуская пар. Водитель, мужчина за пятьдесят с закатанными рукавами, высунулся: «Я Виктор. Вожу этот маршрут восемь лет. По вторникам и четвергам она ездит. Сегодня притормозил — вдруг опоздала. Но нет».
«Вы знаете, куда?» — спросила Катя.
Виктор пожал плечами: «В библиотеку. В парк. Как-то сказала, что автобус — это река, а она любит плыть. Я карты не спрашивал».
Под скамейкой лежал второй шарф — медового цвета. На бирке тот же текст: «Если холодно — возьми. А.В.»
«Два шарфа — не случайность», — пробормотала Катя.
Лена вдруг всплакнула: «Кать, а если с ней что-то?»
«Может, она просто… в другом месте, — Катя повернулась к Виктору. — Можно с вами до следующего круга?»
Тот махнул рукой: «Река ждёт».
Перед уходом Катя попросила Лену: «Напиши объявление: «Ищем Аду Степановну. Расскажите, что о ней знаете». Оставь номер кафе. Люди тебе доверяют».
Лена кивнула: «И поставлю чайник тут. Для тех, кто ждёт».
Автобус катился по Берёзограду, как бусина по нитке. Катя ловила город кадрами: парикмахер Архипов подметает ступеньки, бегуны в светоотражающих жилетах, школьники у ДК с рюкзаками-попрыгунчиками. Трое пассажиров знали Аду.
«Давала мне карандаш, — сказал восьмилетний мальчик. — Сказала: «чтобы записывать то, что знаешь, но забываешь сказать».
«Сказала не ждать идеального дня, чтобы позвонить сестре, — женщина в красном пальто достала телефон. — Я позвонила. Лучший разговор за пять лет».
«Связала сыну шапку, — мужчина с усталыми глазами. — Носил всю зиму. Узнали, что это она, только когда жена узор узнала — зигзаги такие».
У библиотеки Катя рванула к стойке, где Нина Павловна, заведующая с серьгами-кольцами и взглядом, прощающим долги, но не опоздания, выставила стенд «Путешествия без движения».
«Ада? — Нина Павловна нахмурилась. — Вчера была. Сдала книги о птицах. Сказала, что принесёт что-то «с остановки».
«Что именно?»
Нина Павловна постучала по стойке: «Держит тут коробку из-под ботинок. «Для хранения», — сказала. Внутри бумажки».
Катя развязала ленту. В коробке — десятки записок. Билеты, чеки, страницы из блокнотов.
«Человеку, который оставил зонт: спасибо. В день, когда рюкзак порвался, вы сделали вид, что автобус пришёл раньше, чтобы я собрал вещи. — С.»
«Мужчине, который уступил место, когда болела нога: я не сказала спасибо. Был плохой день. Вы
