Она променяла внуков на старого пса, а потом молча хоронила свою вину
— Татьяна, успокой своего сорванца! Он нервирует моего бедного Барсика! — раздражённо бросила Нина Семёновна, кивая на взъерошенного кота, свернувшегося в кресле. — Я же сказала чётко: забери своего чертёнка сейчас же!
Татьяна, побледнев, отвела маленького Мишку в сторону и тихо пробормотала: «Прости, котёнок».
Из кабинета вышел Михаил Сергеевич, устало потирая лоб:
— Опять что-то случилось? Вы своим гамом мне все мысли сбиваете!
— Ах, мысли ему мешают! — язвительно фыркнула свекровь. — А мой Барсик, между прочим, последние годы считает, а вы тут со своими криками и пелёнками! Всё, хватит! Живите отдельно! Не думали, что вечно будете на моей шее сидеть?
— Мам, ну зачем так? Мы же помогаем! Покупаем продукты, Таня убирается…
— Да мне всё равно! Я своё отжила, а вы разбирайтесь сами! Собирайте вещи. Три дня — и чтоб вас не было!
Михаил зло взглянул на кота и молча хлопнул дверью. Таня подошла к кроваткам, где спали её полугодовалые двойняшки, присела рядом и не сдержала слёз.
— Уедем сегодня, — сказал муж, положив руку ей на плечо.
— Но куда, Миша? Ни денег, ни жилья…
— Серёга ключи оставил, уехал в Казань. Поживём у него, а я подрабатывать начну. Справимся, Тань, обещаю.
Она лишь кивнула и стала собирать чемоданы. На прощание Нина Семёновна даже не вышла — только крикнула из кухни:
— Решили свалить? Ну и бог с вами!
Но судьба, увы, выбрала для них иной путь. В маршрутке, что везла их к другу, на полном ходу врезался грузовик. Михаил и дети погибли на месте. Таня выжила, но очнулась лишь через два месяца в больничной палате.
Первый, кого она увидела, была Нина Семёновна.
— Танюша, родная! Слава богу, ты пришла в себя… — шептала она, целуя её пальцы.
— А… вы кто? — еле слышно выдохнула Таня.
— Мама… — соврала свекровь, сжимая её руку.
Нина Семёновна скрыла правду. Сказала врачам, что у невестки провалы в памяти, и умоляла не говорить лишнего. «Не время», — решила она. Вещи Михаила и малышей выбросила, фото спрятала в коробку на антресоли. Ей хотелось отмотать время. Хоть что-то исправить.
Таню выписали. Дома она медленно приходила в себя. Единственным, кому она доверяла, стал физиотерапевт Андрей. С ним было спокойно, только ему она улыбалась по-настоящему. А Нина Семёновна… её прикосновения казались Тане ледяными, чужими.
Однажды свекровь, протирая полки, встала на табурет. Нога подкосилась, табурет треснул, и она упала, вывихнув лодыжку. Таня отвезла её в травмпункт, но документы остались дома.
Вернувшись за ними, она заметила на антресоли пыльную коробку. Открыла. Фотографии. Она, Миша, двойняшки… Всё вспыхнуло в памяти. Боль пронзила виски, как гвоздь. Таня закричала.
Она ворвалась в травмпункт, сжимая снимки.
— Говорите правду… Где мои дети? Где Миша?!
Нина Семёновна расплакалась. Впервые по-настоящему. Слёзы вины, горя, раскаяния. И молчание — острее ножа. Таня рухнула без чувств.
Очнувшись, она вырвалась из больницы. Под ливнем, не разбирая дороги, бежала куда глаза глядят. Добежала до моста. Смотрела на чёрную воду. «Шагну — и тишина. И конец…»
И вдруг — чьи-то руки. Твёрдые, тёплые. Это был Андрей.
— Таня… Я не дам. Плачь. Кричи. Только не молчи. Я здесь.
Она уткнулась лицом в его плечо и рыдала, как никогда. А он молча гладил её по волосам.
Впереди было многое — прощение, боль, жизнь с нуля. Но здесь, под воющим ветром и хмурым небом, началась новая страница. Без былого счастья, но с тусклой надеждой впереди.