Замуж за калеку. Рассказ
Помню, как сейчас: вечер был долгий, тёмный, и в воздухе витал тихий звон московских дворов, как перед снегопадом. Дочка моя, Дуняша, вернулась поздно из больницы – работала тогда сестрой в отделении травматологии. Долго сидела под горячим душем, потом в ворсистом халате пробралась на кухню.
– На сковороде котлетки да макароны по-флотски, бери, если проголодалась, сказала я, внимательно вглядываясь в её лицо, пытаясь понять, что у неё творится на душе. Устала, Дунюшка? А что ты такая невесёлая?
– Не буду я есть. Стану ещё толще кому такая нужна, угрюмо буркнула Дуняша, налила себе чай и задумалась.
– Да с чего ты это, доченька? всплеснула я руками. Всё у тебя ладное: глазки живые, нос курносый, губы аккуратные Не кори себя зря, Дунюшка!
– Да потому что все подруги давно по мужьям пошли, а я одна осталась. Только какие-то унылые женихи ко мне сватаются. А те, что мне по душе, и в упор не глядят. Что со мной не так, мама? хмурилась дочь.
– Просто свой срок не настал, не встретила ещё судьбу, попыталась я её ободрить, но Дунюша лишь распалилась сильнее.
– Ты говоришь, глаза у меня да маленькие они! А губы тонкие. А нос ну какой он у меня? Была бы у нас копеечка, пошла бы и переделала всё к чертям, но мы ж не богачи, Дуняша тяжело вздохнула. Потому и решила: выйду замуж за кого-нибудь с увечьем. В нашей больнице парни такие есть после аварий, их бабы все бросили. Мне уж тридцать три ждать больше некогда!
– Да что ты, Дунюшка! Отец твой ведь тоже с ногами мается, я ж думала: хотя бы зять на даче помогать будет, огород копать Как же жить-то иначе? вырвалось у меня, а потом поспешила оправдаться: Ты не подумай дурного, но зачем тебе калека? Вот Петька соседский парень хороший, давно на тебя смотрит. Крепкий, трудяга, дети бы здоровые были
– Мам, ты хоть сама понимаешь? Петька этот: нигде не держится, пьёт, поговорить не о чем вскипела Дуняша.
– Ну а что тебе с ним говорить? Я скажу: Иди, культиватором огород вскопай!, а потом зову его есть. Или пошлю в магазин, он по-людски всё сделает пыталась я упросить дочь, но та только щёлкнула чашкой и встала.
– Пойду спать, мама, вот даёшь! Я думала, ты меня хоть по-человечески ценишь, а ты, как все, решила, что страшная я
– Дуня, доченька, ну что ты я за ней следом, а она только рукой махнула и ушла в свою комнату.
Долго потом не могла она уснуть, всё думала о том парне, которого недавно к ним привезли: Мише его звали, ещё и тридцати не было. Ему там, в Старой Кузьминке, в полуразрушенном доме плитой придавило ногу. Дом под снос шёл, а он зачем-то влез спасать пытался кого-то, да не спасли они ему голень, отрезать пришлось до щиколотки.
К Мише никто не навещал, один он был, сирота. Как только от наркоза отошёл держал Дуню за руку, всматривался ей прямо в глаза, будто просил чего-то. Потом понял свою беду, стал хмурым, глаза в потолок упёр, а на неё не смотрит. Почему-то жалко его было Дуняше больше всех других.
– Как думаешь, ходить смогу? спросил он её недавно, не глядя.
– Конечно, Миша, твёрдо отвечала Дуняша. Ты молодой, всё заживёт, справишься.
– Все так говорят Вот пусть бы сама попробовала без ноги пожить, что это за жизнь буркнул он зло, а потом отвернулся.
– Сам виноват, зачем полез в тот дом? возмутилась Дуняша.
– Щенка там увидел, показалось выдохнул он нехотя. С тех пор, если Дуня заходила, он к стене отворачивался.
А Дуня рассматривала его: глаза как зимний лёд светлые, пронизывающие. И лицо доброе. Жалко его до слёз
– Жалеешь меня? однажды поймал он её взгляд. Ну да, чего уж Мне теперь только сожаление осталось, никому я не нужен
Да меня тоже не любят ни восхищаются, ни жалеют. Хоть все руки да ноги целы а всё не то! Лучше б калекой была уж тогда б хоть сочувствовали! внезапно выкрикнула Дуняша. И слёзы подступили.
А Миша вдруг улыбнулся впервые так светло:
Да ты, Дуня, глупая! Некрасивая? Сдурела, что ли! Я только на тебя и смотрю дух захватывает, и молча завидую тому, кто тебя выберет, веришь?
Дуня даже дар речи потеряла и поверила, представьте! И вдруг выдали ей слова сами собой:
А если я тебя выберу, ты на мне женишься? Ты молчишь Всё ясно, обманываешь!
Сказала и пошла к двери, обиженно.
А Миша подтянулся, уселся на койке, будто убежать хотел за ней. Вспомнил про ногу не может. А потом прокричал вслед:
Выходи за меня, Дуня! Клянусь, скоро никто и не заметит, что со мной что-то не так. Только не уходи
Стоит Дуня в коридоре, чуть не расплачет, а в груди радость светлая. Это его она ждала, тот самый! И не важно, нос ли у неё, или глаза, или у него нога бывает, время приходит, как мама говорила.
Миша теперь на восстановление налёг с жаром. Жить хотелось, жениться дочку вырастить. Старается ради будущего, ради неё одной.
– Чего это ты поёшь да пляшешь, Дуня? потихоньку спрашиваю. Ты у меня совсем расцвела!
Она только смеётся счастлива. Теперь её мечта чтобы Миша на протезе ходить учился, не унывал.
Они вдвоём всё чаще гуляли: сперва по больничной аллее, потом по центру снежные улицы Москвы, гирлянды цветные, Новый год приближается
– А вот здесь дом был, где меня завалило, как-то показал Миша.
– Чего тебя потянуло туда, что за щенок? вспомнила Дуня.
– Чёрный, с белыми лапками, такой худой Подумал, спасу вместе жить веселее будет, объяснил Миша.
Вдруг смотрят а у двора пес худой, глядит жалобно, а соваться боится.
– Не он ли это, обрадовался Миша. И пёс за ними до самого подъезда по пятам идёт.
Вот это Дуне повезло: такого мужа взяла молод больше её, да ещё и с квартирой и без свекрови! хохотали соседки на свадьбе.
А я прослезилась, когда Миша «мамой» меня назвал.
Он ведь детдомовский, ни крошки родни. Чуткий такой, сердце золото. Главное, люблю́т они друг друга и счастливы вместе.
Да и пусть с огородом, с дачей без этого проживём. Мишка на всё руки приложит у него всё выходит!
Живут Дуня да Миша втроём с псом Кузьмой. А скоро, не за горами, будет их четверо: у молодых вот-вот родится доченька
Не стоит отчаиваться. А то своё счастье прозеваешь, да и не узнаешь его.
Жизнь потому и хороша, что удивляет на каждом шагуВечерами Дуня сидела у окна, гладила Кузьму за ушами, а Миша чинил маленькие пинетки, которые сам научился вязать. За стеклом медленно падал снег, двор был укутан в мягкую тишину, будто сама Москва бережёт их новую, хрупкую, такую настоящую радость.
Однажды Дуня сказала тихо:
Знаешь, Миш, если бы тогда я послушала всех и маму, и соседок, и врачей никогда бы не узнала, что такое счастье. Оно ведь не по виду, не по чужим меркам меряется
Миша притянул её ближе и прошептал:
Только бы вот так всегда: чтобы наш дом и светло, и тепло, и чтобы друг друга не отпускать.
И стало понятно всем и мне, и Дуне, и самому Мише что нет на свете большего чуда, чем простое человеческое «люблю» да семья, в которой каждый любимый, нужен и принят, как есть.
А за окном падал первый весенний снег, обещая новую жизнь и новые чудеса тем, кто не испугался поверить даже если судьба с виду кажется неласковой.
