Деда, ек! тянет за руку сутулого, закутанного в длинное, не по размеру пальто, мальчик Саша, топчется на месте, подпирая губы пальцами.
Иван Трофимович бросает косой взгляд на внука, плотнее заводит на шее красночерный клетчатый шарф, длинный, шерстяной, с бахромой.
Бахрома каждый раз задевает Сашке лицо, когда дед наклоняется и чтото шепчет.
Сейчас её нитки неприятно царапают морозное личико.
Саша морщит лоб, потирает щеки и снова устало смотрит в глаза Ивану Трофимовичу.
Ну! рычит дед. Чтото ек говоришь? Скажи «ЕСТЬ»! Пойми меня! и, разглядев внука, указывает глазами с красными прожилками.
У них глаза почти копии: одна миниатюра другой.
Но у Ивана Трофимовича взгляд проникает в глубину, а у Сашки видит лишь дом и садик, иногда дед берёт его в «пивнушку» к «товарищам», как он зовёт друзей. Эти глаза плачут тихо, чтобы не услышали.
Ек тихо повторяет мальчик.
Есть! отдаёт голос деда.
Ек, ек
Снег падает всё дальше, пока рядом не появляется женщина, Злата Петровна, повар столовой «Всем по щам», сверкающая гирляндами у их ног.
Ваня, ты? громко откашлялась Злата. Какой шарф, батюшка! Красный, как Дед Мороз!
Я. Шарф давно у меня, не цепляйся! бурчит Иван, упираясь носом в её грудь.
Ой, перестань ворчать. Ты опять ребёнка принёс? Людка уже не дома? кивает Злата, глядя на Сашку.
Людка в командировке, сухо отвечает Иван.
Какая командировка? Ох, Ваня, опять ей на тебя плюёт! А папа где? отмахивается она, отряхивая снег с шапки Сашки.
Вспомнил первую ночь, ворчливо заявляет дед. Давно её не видел. Пора бы ему с инвалидом не возиться. Он мог бы родить нормального ребёнка. Понял, Санька? подмигивает он. Саша пожимает плечами. Не понял. Пускай будет так.
Не нам судить, а вам решать. Что тут спорите? ласково шепчет Злата, обрисовывая ароматом супа, котлет и чегото сладкого. Саша ощущает лёгкое урчание в животе.
Видишь, в саду не кормят, а Галка, молодая женщина, отказывается Он всё нудит, а я говорю: «Если научится говорить «есть», куплю булку». сжимает брови Иван.
Злата смотрит на него, прикусывает нижнюю губу, потом резко хлопает ладонью по спине Ивана, так что тот едва удерживается.
А теперь моё слово: голодному ребёнку не оставлю места. Он не инвалид, просто отстаёт. Догонишь, Сашка? улыбается она.
Саша лишь бросает взгляды, чувствуя сжатие в животе.
Пойдём в столовую, я сегодня на свободном, Юлька меня заменит. Мест у плиты хватит всем! уверенно машет она, будто ведёт полк в бой.
Нет времени. Пора домой! отступает Иван, не желая бродить по чужим углам.
Лучше добраться к дому, подняться с Сашкой на восьмой этаж, в лифте нажимать кнопки, считая их. Саша будет дергать пальцами, а Иван ругаться, что внук растёт неучем.
Саша замолкает, потом опять начинает ек безмолвный неуч.
Так они уходят, а Злата с грустью наблюдает.
Ей хочется заботиться. О ком? Не важно. Обогреть, накормить, прижать. Не об Иване Трофимовиче он ей не по вкусу. А о Саше, пугливом мальчике
Зима не кончалась: Зинаида, мать Саши, постоянно летает в командировки, дед всё так же вёз внука в сад, ворча, поправляя шапку, застёгивая пальто. Красный шарф, как маяк в метели, блестит, а Злата наблюдает их путь.
Однажды, в особенно тяжёлые времена, она не выдерживает и тащит их в свою столовую.
Я говорю, не пойдём! Дома, Саша! рычит Иван, протягивая руку внуку.
Он понимает, что они подошли к границе, за которой лишь тьма. Саша иногда ищет мать, нюхает её плащ в прихожей, а дед пугает.
Вот твоя глупая любовь! ворчит Иван. Маме не нужен! Она в ресторане, бокал в руке, а ты всё рыдаешь
Вспомнив вечерние страдания, Иван соглашается зайти к Злате.
Правильно, Ваня! А что у вас дома? У меня шарлотка! Пойдем!
Столовая «Всем по щам» переполнена, дешёво но сытно, как дома. Подают суп, жаркое, гречку «покупечески», салат, компот, иногда плов. Злата готовит всё с любовью, будто для большой семьи с пухлыми детками.
Как вам, ребята! Как вам! восклицает она, когда её благодарят.
Так и происходит. Злата готовит, как для родных. Её цель трое детей, не важно, кто, лишь бы был тепёлый уголок, молочный грудой. Каши, компоты, супчики всё для роста. Но судьба не дала ей семью.
Мимолётно в зале замечают мужчину, мальчика и повариху. Завсегдатаи кланяются.
Злата тоже приветствует, ведь сытный человек добрый человек.
Сюда, Сашка, голодный! открывает дверь в служебную комнату с двумя столами, кроватью и шкафом. Что, замёрзли? Сейчас рассольничка! Садись, держи стул, как медвежонок. Деду тоже. показывает кулаком, исчезая за дверью.
Иван нехотя раздевается, дрожит от холода, желая лишь чай с вареньем, булку и сон. А Саша
Врач сообщает отцу, что ребёнок «упал» после родов.
Уронили? хмурится Иван. Не доглядела?
Нет, я не хочу выходить. Лучше бы не рожала, теперь мучаюсь, возмущается Зина.
Да ладно! Всё будет хорошо! Саша! зовёт мужчина, склонившись над кроваткой.
Месяцы летят, а Зина понимает, что обещания пусты, плачет, вспоминает отца.
Зина? шепчет в трубку Иван, после полутора лет молчания, после ссоры на дне рождения дочери.
Она бросила отца с праздника, сказав, что он мешает ей жить. Он уехал, оставив квартиру, жену уже давно похороненную. Однажды, надев новые сапоги с мехом, упала.
Вечером планировали поход в театр на «Щелкунчика» в Кремль, билеты случайно достались. Но приехала скорая, мать вынесли из квартиры, билеты пришлось выбросить. С тех пор Иван ненавидит «Щелкунчика», а Зина отца, который не пустил её в Кремль.
Зина! Ты не слышишь? Мама умерла! шепчет отец, держа галстук.
Но Зина, холодная до костей, не приняла. Саша должен был «соответствовать», но не смог. Она вины не признаёт, но ребёнок родился таким.
Иван Трофимович, пока работает в автобусном парке, берёт Сашу к себе: утром в сад, вечером домой, моет, причесывает, жарит яичницу. За столом молчат, вилки звенят. Иван иногда наливает рюмку, в нём пробуждается учитель.
После мытья посуды садится с Сашей на диван, кладёт руку на плечо, и вместе смотрят «Юность». Саша пытается повторять слова, глядя на дедовы губы, но путается, Иван вздыхает, журнал летит, ребёнок засыпает.
Любил ли Иван мальчика? Не знал. Любил, но не понимал, как помочь.
Ну, ребята, беритесь! Саша, возьми ложку! врывается в комнату Злата, неся поднос с тарелками. Саша отворачивается и плачет.
В столовой Галя Егоровна, сжимающая губы, пытается накормить Сашу супом. Мальчик сопротивляется, а тётя Даша (Злата) ругается.
Но всё иначе. Злата ставит табуретку, даёт стул, сам Иван начинает есть. Тепло от её кухни, аромат лаврового листа и солёных огурцов согревает холодную душу Ивана.
Мы с твоим дедом знакомы уже тридцать лет, да? спрашивает Злата, кивнув Саше. Вкусно? влив в рот Саши ложку супа. Если не вкусно, не ешь. Жизнь должна радовать.
Откуда радость, если мальчик один, без мамы, а я не умею? возмущается Иван. Может, лекарства? говорит Зина.
Радость отовсюда. Без неё плохо, отвечает Злата. Нужно жить, сжимать зубы и идти вперёд.
Саша, как птенец, тянется к ложке, поглаживает Злату по плечу.
Ой, Санька, извини, вспоминает она, набирает больше супа и кормит мальчика.
Суп быстро заканчивается, потом котлета, пюре, где тётя рисует смешные рожицы. После чай с шарлоткой, которую Злата часто приносит в гости, целует Ваниную жену и садится на табурет, словно глыба добра.
Иван любит её пироги. Жена не умеет готовить, принимает их с благодарностью, не ревнуя к подруге. И он любит слушать, как Злата поёт низким голосом, из глубины сердца, заполняя комнату.
Иван мычит, а Саша подхватывает последнюю строчку песни о коне, бегущем по маковому полю. Он, как конь, юный и неуклюжий, бежит по жизни, путая ноги, но не сдаётся.
После короткой беседы Злата помогает одеть Сашу и, выпрямившись, говорит:
Ваня, звони, если понадобится. Помогу.
Иван кивает.
Через пять дней Иван тяжело падает, не может встать. Нужно будить Сашу, кормить, вести в садик, а сам не успевает. Кашель скручивает его в одеяле, голова кружится, наступает ночь.
Саша, испуганный, сидит на краю дедовой кровати, надев колготки и кофточку.
Ишь, ты, оделся, шепчет Иван, улыбаясь. Саша, я тебя люблю, слышишь? Я тебя очень люблю!
Впервые он произнёс эти слова вслух.
Саша бросается к деду, прижимается к его груди, целует его подбородок, обнимает за шею.
Иван становится ему всем: матерью, отцом, всеми людьми. Саша всё понимает.
Злата стучит в дверь, уговаривая Сашу открыть. Дверь открывается, в прихожей стоит Иван старый, седой.
Что у вас тут? рычит Злата. Позвонить, рука отсохнет? Ну молчи, ипохондрик! Людка тебя спасёт! бросает она, таща сумки на кухню.
Она потом делает Ивану уколы, больные, в «пятую точку».
Саша обнимает дедову голову, гладит его волосы.
Не плачь, всё пройдёт! шепчет Злата, делая очередной укол.
Иван стонет, потом рычит, падает на спину, захватывает внука под мышки.
Врёшь! Не ною! Что мне ныть, если ты есть! шепчет он.
Саша, как будто чтото щёлкнуло, начинает говорить чётко:
Я люблю тебя, понял?
Понял, пожимает Иван плечами, и, отвернувшись, плачет от радости. Злата требует радоваться, и она права: радость рядом, босыми ногами в разговоре. А Зина пусть идёт куда хочет.
В итоге дед и внук стали постоянными гостями «Всем по щам». Злата каждый раз ждёт их, выглядывает в окошко, если её смена, и в любом случае приходит, кормила.
Давай, Злата, договоримся! заявляет Иван. Между нами только дружба и уважение, а? соглашается она, смеясь.
Конечно! отвечает Злата. Нужно тебя подкормить, чтоб всё было в порядке.
Иван сначала обижается, но потом меняет решение. Приятно, когда тебя кормят и заботятся.
В следующий раз он идёт в цветочный магазин, выбирает хризантемы, нюхает их, шепчет губами. Злата дарит букет.
Хризантемы уже давно зацвели! замечает Саша, вспоминая её любимую песню.
Любовь живёт в моём больном сердце, шепчет дед, и они идут по улице, весело подпрыгивая.
Иван приносит Злате цветы, она улыбается, а Саша, как ребёнок, радуется каждому моменту.
И так продолжается их жизнь, полная маленьких побед и больших забот.
