**”Подала в суд на собственного сына и выселила из квартиры”**
Ольга проснулась от грохота. Опять. Снова громыхнуло, упало, разбилось. Часы показывали половину седьмого. Воскресенье, черт возьми. Единственный день, когда можно было поспать подольше.
— Мама! — орал Вова с кухни. — Где моя кружка? Опять всё переставила!
Пятьдесят три года. Она встала, набросила халат. В зеркале — измученное лицо женщины, которая забыла, что такое выспаться. Седина у корней, синяки под глазами. Когда она успела так постареть?
— Иду, — пробормотала Ольга и поплелась на кухню.
Вова стоял посреди хаоса. На полу лежали осколки тарелки — видимо, той самой, что он швырнул в поисках своей «драгоценной» кружки. Двадцать шесть лет, почти под два метра, могуч. А ведет себя как мальчишка из детсада.
— Вот она, — Ольга достала из шкафа синюю кружку с надписью «Самый лучший сын».
Купила лет шесть назад, когда еще верила, что он возьмется за ум, найдет работу, станет человеком. Теперь эта надпись казалась насмешкой.
— Почему она здесь?! Я же говорил — моя кружка должна стоять на столе!
— Вовочка, я вчера вечером помыла посуду…
— Не Вовочка! Вова! Хватит меня так называть!
Он вырвал кружку, налил туда вчерашний чай из чайника. Ольга смотрела на осколки и думала: «Опять убирать. Опять покупать новую тарелку. Опять терпеть».
— Мам, что случилось? — в дверях стояла Даша. Худая, хрупкая, в поношенной пижаме. Двадцать лет, а выглядит на шестнадцать. Учится в педе, мечтает о работе с детьми. Если доучится. Если выдержит этот ад дома.
— Ничего, дочка. Тарелка разбилась.
— Сама упала, да? — хмыкнул Вова. — От скуки.
Даша молча взяла веник и начала подметать. Спокойно, как будто битая посуда по утрам — обычное дело.
— Не трогай! — рявкнул Вова. — Я не просил тебя убирать!
— Кто тогда? — тихо спросила Даша.
— Не твое дело!
Ольга села за стол, закрыла лицо руками. Господи, сколько это может продолжаться? Сколько еще терпеть этот крик, этот хаос, эту… войну в собственном доме?
Десять лет назад умер Игорь. Ее муж, отец детей. Сердце не выдержало. А может, просто устал от этой жизни. Тогда Вова еще учился в техникуме. Правда, бросил через полгода. Говорил — «не мое». Устроился в магазин — через две недели уволился, потому что начальник «дебил». Потом была стройка — «коллеги тупые». Автомойка — «хозяин скотина». И так год за годом. Сначала Ольга надеялась, что он остепенится. Потом уговаривала. Потно умоляла. Потом смирилась.
А он озлоблялся все больше. На весь мир, на жизнь, на них с Дашей. Но больше всего — на нее. Это она виновата в его неудачах. Это она «неправильно воспитала». Это она должна его кормить, одевать, содержать.
— Мам, что на завтрак? — Вова плюхнулся за стол.
— Яичница, каша…
— Опять эта бурда! Купи нормальные хлопья!
— Вова, мы вчера покупали хлопья. Ты их за день съел.
— Значит, купи еще!
— На какие деньги? Зарплата только через неделю.
— Твои проблемы!
Ольга открыла холодильник. Полбанки творога, два яйца, полбуханки хлеба. До зарплаты еще семь дней. Даша подрабатывает — расклеивает объявления по выходным. Пятьсот рублей за день. Хватает на проезд и обед в институте.
— Могу яичницу сделать, — сказала Ольга.
— С колбасой!
— Колбасы нет.
— Тогда не надо! Надоел твой нищенский стол!
Он встал, пнул стул. Тот с грохотом рухнул.
— Вова, хватит, — тихо сказала Даша.
— А ты заткнись! — он развернулся к сестре. — Думаешь, ты лучше меня? Своим тупым институтом?
— Я ничего не думаю…
— Еще как думаешь! Смотришь на меня свысока!
— Вова, успокойся, — Ольга встала между ними.
— И ты заткнись! Надоели! Живу как в зоне! В этой дыре!
— Никто тебя здесь не держит, — вдруг вырвалось у Ольги.
Вова замер. Медленно повернулся к ней.
— Что ты сказала?
— Ничего. Я ничего не сказала.
— Ты сказала, что не держишь? Намекаешь, чтобы я съехал?
— Вова…
— Отвечай! Ты хочешь, чтобы я ушел?
Ольга молчала. А ведь хотела. Боже, как хотела! Проснуться в тишине. Не вздрагивать от каждого звука. Не ходить на цыпочках в собственном доме.
— Молчишь? Ну тогда знай — я никуда не уйду! Я тут прописан!
— Квартира приватизирована на меня, — тихо сказала Ольга.
— И что? Я твой сын! У меня права есть!
— А у тебя есть обязанности, — вдруг сказала она. — Ты взрослый мужчина. Тебе двадцать шесть.
— Ага, началось! — Вова ударил кулаком по столу. — Я плохой! Бездельник!
— Ты орешь на меня каждый день! — Ольга почувствовала, как в ней что-то лопнуло. — Ты ничего не делаешь! Ты живешь за мой счет и еще смеешь меня обвинять!
— Заткнись!
— Не заткнусь! Я устала! Понимаешь? Мне пятьдесят три, я с утра до ночи работаю, чтобы кормить взрослого мужика!
— Один ребенок учится, — вставила Даша. — А второй…
— Рот закрой! — Вова шагнул к сестре.
— Не смей! — закричала Ольга. — Не смей к ней подходить!
— А что ты сделаешь? Вызовешь полицию? Ну звони! Мне не впервой!
Полицию… Ольга действительно вызывала. Трижды. Приезжали, кивали, разводили руками. Вова на время притихал. А через пару дней все повторялось.
— Знаешь что? — сказал Вова. — Надоело. Иду спать!
Он ушел, хлопнув дверью. Ольга и Даша остались на кухне. Среди осколков, перевернутого стула и разбитой жизни.
— Мам, — тихо сказала Даша. — Может, к тете Лере съездишь? Она звала…
— Нет. Не оставлю тебя с ним.
— Ну… может, есть какой-тоПрошло полгода, Вова так и не изменился, но Ольга и Даша наконец-то научились жить в тишине и покое, не оглядываясь на прошлое.
