«У вас месяц, чтобы съехать из моей квартиры!» — холодно произнесла свекровь.
В тихом городке на берегу Волги, где узкие улочки помнят шепот поколений, моя жизнь раскололась на «до» и «после». Меня зовут Агафьей, а тогда, два года назад, я была просто счастливой невестой Алексея Семёновича. Мы жили душа в душу, и когда он сделал предложение, мне казалось, что судьба наконец улыбнулась мне. Его мать, Пелагея Тихоновна, встречала меня с хлебом-солью, и я верила, что мне повезло — не каждая невеста избегает злой свекрови. Она советовала, как вести хозяйство, хвалила мои блины, и ни разу не упрекнула. Казалось, так будет всегда.
Мои родители, простые люди из деревни, собрали на свадьбу сколько смогли — тридцать тысяч рублей, а Пелагея Тихоновна добавила ещё двести. Гуляли всем селом, пили медовуху, пели до утра. Я думала, это начало долгой дороги, где мы идём рука об руку.
Но едва отгремели свадебные тосты, как свекровь позвала нас в горницу. Глаза её были твёрдыми, как камень.
«Детки, — сказала она, складывая руки на коленях. — Всё, что могла — сделала. Алексея вырастила, вам свадьбу справила. Не держите зла, но через месяц освободите мою квартиру. Теперь вы — семья, и сами должны держаться на ногах. Трудно будет, да только так и учатся. А я… я своё отслужила».
Сердце моё упало, будто в прорубь. А она продолжала, и каждое слово било, как плеть:
«Да и с внуками не надейтесь. Я своё материнство отработала, на старости лет нянчить не стану. В гости приходите — милости просим, а на большее не рассчитывайте. Не осуждайте. Сами поймёте, когда до моих лет доживёте».
Мир перевернулся. Как так? Мы только начали, а она уже выставляет нас, оставляя себе огромную трешку, где будет сидеть одна? Ведь квартира-то и Алексея тоже! А эти слова про внуков… Все бабушки внуков ждут, а она — как от чумы открещивается.
Но хуже всего было то, что Алексей молча кивнул. Не спорил, не возмутился — тут же полез в газеты искать съёмную комнату. Его покорность резала глубже свекровиных слов. Я смотрела на мужа и не верила: неужели он её сторону выбрал?
Родители мои помочь не могли — едва сами сводили концы с концами. Я чувствовала себя щепкой, которую течёт уносит по реке. Почему Пелагея Тихоновна такая чёрствая? Будет жить одна, как купчиха, а мы — в клетушке на окраине, считая каждую копейку?
Ночью я плакала в подушку. Вспоминала, как Пелагея Тихоновна учила меня солить огурцы, как хвалила мой борщ. А теперь — вот она, правда: «Хочу пожить для себя». Словно мы просили золотые горы! Не вечной опеки ждали, но и не такого удара.
Алексей, уткнувшись в объявления, моих слёз не замечал. «Мать права, Агафьюшка, — бормотал он. — Надо самим крутиться». От него веяло холодом, и я понимала — теряю не только крышу над головой, но и мужа.
Душа рвалась между злостью и отчаянием. Кричать? Умолять? Да разве переспоришь старую волчицу, когда даже свой муж — на её стороне? Теперь нам с нуля начинать, а она… она будет пить чай с вареньем в пустых комнатах. Эта обида — как ржавчина, точит изнутри. Простить ли её? Или его, предавшего нашу семью? Не знаю. Только время покажет.
