Татьяна Игоревна возвращалась домой медленно, привычно перебирая в руках ключи. Открыв дверь, она замерла: в квартире звучали чужие голоса. Скинув туфли, она неслышно прошла на кухню.
То, что предстало перед её глазами, ударило, как обухом по голове.
За столом, громко смеясь, сидели три девушки. В центре, словно хозяйка пира, сидела её невестка — Светлана. На плите булькала кастрюля, воздух был пропитан ароматом свежего борща. Того самого, который Татьяна Игоревна сварила утром на ужин.
— Что за беспорядок?! — резко бросила она, и в кухне воцарилась тягостная тишина.
Светлана подняла взгляд и слащаво улыбнулась:
— Мамочка, подружки просто зашли поболтать. Я их угостила. Борщ — просто пальчики оближешь, правда?
Татьяна Игоревна молча окинула взглядом стол. В тарелках гостей — её ужин. На столе — её лучший сервиз. В вазе — не осталось фруктов, купленных к выходным.
Светлана жила в её доме уже два года. Сын Дмитрий влюбился без памяти, женился наскоро. Сначала снимали квартиру, но когда хозяева внезапно выставили их на улицу, пришлось просить помощи.
— Мам, пусть поживут у нас немного, — умолял Дмитрий. — Мы быстро найдём жильё.
Татьяна пустила. Но сразу обозначила границы. И с первого дня поняла: покоя не будет. Светлана была наглой, дерзкой, отвечала с вызовом. И каждый день — новая война.
Сначала — крошки на столе. Потом — разбросанная одежда. Затем — хлопанье дверьми.
— Почему вас выгнали? — однажды не выдержала Татьяна.
— Квартиру продали, — отрезала невестка.
— Не верю. Обычно дают время на съезд, а вас — за сутки. Наверное, так же грубила хозяевам, как мне?
Светлана усмехнулась, сунула в уши наушники и демонстративно отвернулась.
На следующий день Татьяна собрала крошки и высыпала их на постель невестки. Та взорвалась, заверещала. Скандал вышел громкий.
Вечером вернулся Дмитрий. Выслушал мать и только спросил:
— И всё это — из-за крошек?
— Из-за хамства! — выкрикнула Татьяна. — Или живёте по моим правилам, или съезжаете.
Сын пообещал поговорить со Светланой. Та дня два вела себя тихо, но потом всё началось снова. И вдруг — резкие перемены. Убирается, молчит, даже компот сварила.
Татьяна насторожилась. И не зря. Через неделю сын сообщил:
— Мама, ты станешь бабушкой.
Радости не было. Только горечь: ребёнок — а жилья нет. И эта девчонка, которую она терпеть не может.
— Теперь понятно, почему она притихла! Ты её уговорил! — бросила она сыну. — Но это ничего не меняет. Оставаться вам тут не позволю.
Дмитрий промолчал. А на следующий день, стоило Татьяне уйти, Светлана позвала подруг. И её борщ разлили по тарелкам.
Но Татьяна вернулась раньше. И застала «пиршество» на месте.
— Это не ресторан, а моя квартира. Вон отсюда! — холодно бросила она. — А ты, Светлана, собирай вещи.
Невестка вышла молча. Вечером пришёл Дмитрий. Увидев чемодан жены, молча собрал и свои вещи.
— Выйдешь за эту дверь — можешь не возвращаться, — сказала Татьяна.
Но он ушёл. Полгода они не разговаривали. Лишь потом Татьяна Игоревна набралась смелости позвонить. Встретились в кафе.
Бабушкой она стала, но лишь формально. Если и жалела о чём-то, так только о том, что когда-то впустила эту девчонку в свой дом. Потому что уважение не купишь, даже выносив ребёнка. Оно или есть, или его нет.
