Вера стояла у окна, снова и снова перебирая в голове вчерашние события. Вечером к их двери принесли траурный венок — чёрный, с лентой, на которой чётко было выведено её имя. Ни подписи, ни записки. Только ледяная тишина и мрак в этой коробке.
Муж, Дмитрий, даже бровью не повёл. Пожал плечами:
— Ну может, перепутали? Или кто-то пошутил глупо…
— Перепутали? Ты серьёзно? — Вера смотрела на него, будто впервые видела.
Она точно знала, откуда это. Знала, как точно был указан адрес. Знала, кто годами не называл её по имени, кто открыто и втихую презирал её — свекровь.
Галина Петровна всегда считала, что её сын заслуживает большего. Красавицу, с голубой кровью, желательно без семьи — “чтобы не обременяла”. А Вера? Обычная, трудяга, метр с кепкой, сама себе платья с детства шила. Зато любила Дмитрия искренне.
Но Галине Петровне не нужна была любовь. Ей нужен был контроль. А когда контроль ускользал — она мстила.
Сначала всё казалось безобидным. Колкости, упрёки, “добрые” советы. Потом — вторжение в быт, “подарки” с двойным дном. Потом — трусы в шкафу, будто у Веры кто-то есть. Будто в квартире, где каждый угол на виду, она бы стала что-то прятать.
Но всё списывалось на случайность. Даже когда Вера нашла в корзинке с ягодами живую змею, Дмитрий лишь развёл руками:
— Да ладно, лес рядом, вдруг заползла…
Вера тогда заперлась в ванной и плакала. Не от страха. От бессилия. Потому что хуже змей были люди — те, что притворяются роднёй, а сами гниль пускают в самое сердце твоей семьи.
Она терпела. До того дня, когда застала мужа с другой. На их же кухне. Ухоженной, длинноногой, в дорогом платье.
— Она сама пришла! — выпалил Дмитрий, даже не пытаясь оправдаться.
Вера не сказала ни слова. Просто показала на дверь. И на коробку с венком, который так и не выбросила. Потому что такие послания не выбрасывают. Они как клеймо. Как точка в книге, которую ты до последнего не хотела закрывать.
После развода Вера уехала. Он остался с мамой. А потом соседка позвонила:
— Ты в курсе, твоя бывшая свекровь замуж вышла? За того самого — своего друга детства…
Вера усмехнулась. Не со злорадства. А от понимания: её место в той семье давно хотели занять. Не для сына. Для себя.
Теперь она живёт в другой квартире. Смотрит на венок — да, он до сих пор с ней — и шепчет:
— Спасибо. Он не стал проклятием. Он оказался спасением.
