**Дневник. Запись от 12 октября.**
Сын заявил, что я разрушаю его семью. А всё, что я сделала — попросила невестку вымыть за собой тарелку.
Мне было двадцать два, когда муж ушёл от нас с двухлетним Серёжей. Его звали Дмитрий, и я верила, что он — моя опора. Но стоило жизни потребовать ответственности, заботы, денег на семью — он сбежал. Нашёл другую, лёгкую, беззаботную, будто пушинку. Сказал, что устал. Что не хочет «возиться с проблемами».
И я осталась одна — с ребёнком на руках, грудой долгов и бесконечными счетами. Всё легло на меня: садик, работа, дом, болезни, походы в магазин, даже кран чинила сама. Работала с утра до ночи, но всё равно успевала варить суп, гладить рубашки, мыть полы. Сейчас можно сказать — «было тяжело», а тогда не до слов. Надо было выживать.
Серёжу я растила, как могла — с заботой, с любовью. Может, даже слишком. В двадцать семь он не умеет пожарить яичницу, зато у него всегда были чистые вещи, сытый живот и уверенность, что «мама всё решит». Я надеялась, что, женившись, он наконец повзрослеет, а я смогу хоть немного отдохнуть, подумать о себе, найти лёгкую подработку, съездить хоть куда-нибудь. Но вышло иначе.
— Мам, мы с Аней поживём у тебя, ненадолго, — объявил он как-то вечером. — Пока не накопим на съёмную квартиру.
Что мне оставалось? Кивнула. Думала: пусть поживут, молодые же. Аня, надеялась я, возьмёт на себя часть забот — будет готовить, убирать, заботиться о муже. А я потерплю.
Но я глубоко ошибалась.
Аня оказалась… как бы помягче… совершенно бесполезной. Ни капли помощи. Ни готовки, ни уборки, ни даже намёка на благодарность. Сидела целыми днями в телефоне, болтала с подругами, валялась на диване. Не мыла тарелки, не стирала, даже за собой не убирала. Три месяца я тянула на себе всех троих: сына, его жену и её полное безделье.
При этом я продолжала работать. Возвращалась вечером, а дома — будто после шторма: пустой холодильник, грязная посуда, крошки на полу, на столе липкие пятна, в ванной — гора немытого белья. Шла в магазин, готовила, убирала, снова мыла тарелки — и всё в молчании. Аня даже «спасибо» не считала нужным сказать.
Однажды я мыла посуду, а она подошла и поставила мне на раковину тарелку, которую, видимо, хранила у себя в комнате несколько дней. На ней — засохшие остатки еды и мушка. Даже не смутилась. Просто поставила — и ушла. Я стояла и не верила своим глазам. Разве так ведёт себя взрослый человек?
На следующий день терпение лопнуло. Когда она принесла очередную грязную кружку, я спокойно сказала:
— Аня, может, хоть раз в жизни сама помоешь за собой?
Она промолчала. Даже не взглянула. Просто развернулась и ушла. А утром они с сыном собрали вещи и съехали. Без слов.
Вечером раздался звонок. Голос сына — холодный, чужой:
— Мам, зачем ты так поступаешь? Ты разрушаешь мою семью.
Я онемела.
— Ты называешь «разрушением семьи» просьбу помыть тарелку?
Он бросил трубку.
С тех пор они не звонили. И знаете что? Я не жалею. В доме снова тихо. Чисто. Свободно. Варю чай, включаю любимый сериал и впервые за долгое время улыбаюсь. Я не чувствую себя прислугой. Я больше не загнана в угол.
И если ради этого мне пришлось «разрушить чью-то семью» — значит, это была не семья, а иллюзия. А я больше не хочу в ней жить.
