**Дневниковая запись.**
Моя свекровь всю жизнь боготворила своих дочерей. А теперь, когда она состарилась, ухаживать за ней должна я.
У неё трое детей. Мужа моего, Сергея, она родила последним, и, кажется, он для неё всегда был пятым колесом в телеге. Вся её любовь и забота доставалась старшим — Валентине и Галине. Им она помогала во всём: с ремонтом, с внуками, с долгами, даже просто деньгами подбрасывала. А нас с Сергеем будто и не было.
Восемь лет брака — и ни копейки помощи, ни подарка, ни лишнего звонка. На семейные праздники нас не звали, даже на собственный юбилей свекровь нас не пригласила. Общалась с нами редко, сквозь зубы — если вообще находила время.
Когда у нас родился сын, я тайно надеялась: может, хотя бы внук смягчит её сердце. Но нет. Даже не приехала посмотреть. Бросила в трубку: «Жалко, не девочка» — и положила. Сергей тогда переживал, мучился — что не так сделал? Потом смирился. Мы опирались только на моих родителей. Именно они нам помогали: сидели с внуком, когда мы вкалывали на двух работах, подкармливали, поддерживали.
Свекровь давно стала для нас пустым местом. Поздравляли её по СМС — и всё. Казалось, эта страница перевёрнута.
Но всё изменилось, когда её увезли в больницу. Врачи нашли страшную болезнь — теперь ей нужен постоянный уход. Сергей, узнав, тут же сорвался на работу и поехал к ней. Вернулся другим — злым, раздавленным. Никогда не видел его таким.
После выписки оказалось, что мать нельзя оставлять одну. Дочери быстренько собрали «семейный совет» и постановили: пусть за ней ухаживаем мы. У Валентины, мол, грудной ребёнок, у Галины — дом в Ленобласти, ездить неудобно. Ни слова о том, что у нас тоже работа, свой ребёнок, что свекровь нас вообще никогда не замечала.
Предложение «отдать» нам её трёшку звучало как издевательство. Особенно учитывая, что всё имущество она давно переписала на дочек. Дачу — Валентине, машину — Галине. В «благодарность за заботу», как они выразились. А теперь вдруг вспомнили о брате, который всегда сидел на крохах. Когда Сергей отказался, его обозвали чёрствым эгоистом, кричали, что он позорит фамилию.
А я просто устала. Мне жаль её, честно. Но она — чужой человек. Я не хочу ухаживать за той, кто годами делала вид, что нас нет. Сергей теперь сам не свой — терзается чувством долга. Но какой долг может быть перед тем, кто всю жизнь игнорировал тебя?
Он сказал: если сёстры считают, что мать нуждается в уходе, пусть продадут её квартиру и нанимают сиделку. Он готов скинуться деньгами, но не жизнью. Потому что у нас своя семья, своё здоровье, своё право на покой.
Я знаю — старость не сахар. Но почему расплачиваться должны те, кого всю жизнь гнали прочь? Где были эти «любимые доченьки», когда матери стало плохо? Почему теперь они в сторонке, а я, чужая, должна бросить всё и стать её нянькой?
Да, многие осудят. Скажут: «Старых не бросают». Но в этой истории слишком много боли. Слишком много несправедливости.
И главное — слишком поздно что-то менять.
