— Я вам блинчиков напекла, — сказала свекровь… В семь утра, в воскресенье.
Когда я выходила замуж за Дмитрия, подруги шептали мне с завистью: «Тебе повезло! У тебя самая добрая свекровь». И правда, сначала Галина Петровна казалась женщиной тактичной, мудрой и, что важнее всего, искренне расположенной ко мне. Она не лезла с наставлениями, не поучала, как жить, и даже на свадьбе произнесла тост, где твёрдо заявила, что «не станет мешать молодым устраивать свою жизнь».
Прошло пять лет. И теперь я не узнаю в ней ту самую приветливую женщину. Потому что каждое воскресенье ровно в семь утра она стоит на пороге нашей квартиры с подносом дымящихся блинов, банкой вишнёвого варенья и голосом, будто специально настроенным на максимальную громкость: «Детки, подъём! Я вам завтрак принесла!»
А началось всё, казалось бы, совсем безобидно. После свадьбы мы с Димой поселились у его мамы в Ярославле, в её двухкомнатной хрущёвке. Я старалась быть учтивой, не спорить, помогать по дому. Сначала всё шло гладко — никаких ссор, никаких громких разборок. Свекровь не придиралась, разве что иногда ворчала, что я неправильно вытираю пыль или стираю бельё не при той температуре. Но это же мелочи, правда?
Через два года мы наконец скопили на первый взнос и купили квартиру в новостройке на другом берегу Волги. Я вздохнула с облегчением — у нас появилось своё пространство. Свекровь навещала нас только по выходным, да и то предупреждала заранее. Мы даже радовались её визитам — привозила пироги, помогала с мелочами, иногда присматривала за нашим котом Барсиком, когда мы уезжали.
Но это длилось недолго. Однажды Галина Петровна обмолвилась, что хочет перебраться поближе: «А вдруг внучки появятся — надо же помогать!» Мы с Димой переглянулись, но промолчали. Она настояла, чтобы мы помогли ей продать старую квартиру и купить новую — в соседнем доме. Тогда я ещё утешала себя: ничего, будем держать дистанцию.
Только дистанция быстро испарилась. Как только она переехала, всё покатилось под откос. Свекровь выпросила у Димы запасные ключи — «мало ли что» — и стала являться без предупреждения. Я приходила с работы, а на плите уже булькал борщ: «Вот, решила вас порадовать!» А ещё гладила мои платья, стирала мои вещи, перебирала шкафы — «просто хотела прибраться». Однажды я застала её в нашей спальне, где она меняла постельное бельё. Без спроса. Без стука.
Я пыталась объяснить Диме, что это вторжение. Что мне тяжело. Что я чувствую себя здесь не хозяйкой, а гостьей. Но он только отмахивался: «Ну она же от чистого сердца. Ты же видишь, как она старается».
А мне хочется кричать: я не просила ни блинов, ни варенья, ни выглаженных сорочек! Хочу просыпаться в выходной, когда сама захочу. Ходить по дому в ночнушке, а не набрасывать халат впопыхах, потому что «мама пришла». Хочу чувствовать себя взрослой женщиной в своём доме, а не девочкой, за которой всё ещё присматривают.
Но если скажу ей это прямо — она обидится. До слёз. И назовёт меня неблагодарной, скажет, что она всю душу вложила, а я её гоню.
Как объяснить, что забота — это не контроль? Что помогать — это не значит навязываться? Что любовь не измеряется стопками блинов на подносе?
Не знаю. Но я устала. И с каждым воскресным утром, с каждым ранним звонком в дверь, во мне растёт отчаяние. Неужели мир в собственном доме — такая недостижимая мечта?
