С самого замужества я пыталась выстроить отношения со свекровью. Восемь лет терпела, сглаживала острые углы. После переезда с мужем из деревни в Москву его мать — Тамара Васильевна — звонила каждые выходные. Одно и то же: «Приезжайте, помогите!» То картошку в подвале перебрать, то грядки на даче прополоть, то сестре мужа Ольге обои переклеить. И мы ехали. Помогали.
А ведь мне не двадцать, и жизнь у меня не беззаботная. Пять дней в неделю работаю, двое детей, домашние хлопоты. У меня тоже квартира, семья, и хотя бы в воскресенье хочется… просто передохнуть.
Но Тамара Васильевна видела в нас бесплатную рабочую силу. Если я осмеливалась сказать, что устала, тут же следовало: «А кто же ещё поможет?» И ладно бы дело было действительно срочным — так нет! Бывало, говорила, что мне необязательно приезжать, а потом звонила: «Ольге срочно нужно обои переклеить!» Я мчалась как последняя дура. И что? Пока я с валиком и уровнем трудилась, «занятная» Ольга красила ногти и пялилась в телефон.
Муж всё видел. Он не глупый, понимал, что нами просто пользуются. Но рот раскрыть боялся — ведь это мать. Я молчала. Терпела. До поры.
Но однажды я перестала ездить с ним к Тамаре Васильевне. Без драм. Без объяснений. Просто осталась дома, сказав, что у меня свои дела.
Свекрови, конечно, это не понравилось. Тут же начала выспрашивать сына: «Почему она так себя ведёт?» Муж уговаривал: «Просто поехали, чтобы мама не волновалась». Но я больше не собиралась участвовать в этом спектакле.
Я устала. В тридцать пять лет я имею право отдыхать в выходные, а не прислуживать тем, кто сам пальцем не шевельнёт. Я не видела ни капли благодарности — только требования.
В ту субботу я наконец прибралась дома. Постирала гору белья, приготовила нормальный обед, а в воскресенье — впервые за годы — растянулась на диване с книгой. Было чудесно. Пока не раздался звонок.
На пороге стояла Ольга.
Без приветствия, без тени вежливости она набросилась: «Ты эгоистка! Бросаешь семью, игнорируешь маму! Ты обязана помогать — ты теперь часть семьи!»
Я спокойно пожелала ей хорошего дня и закрыла дверь.
Но на этом не кончилось. Вечером явилась сама Тамара Васильевна. С порога — крики: «Неблагодарная! Мы для тебя всё, а ты зазналась!» Я смотрела на неё, вспоминая все эти годы: стирки, готовки, прополки, поклейки — ради неё.
А теперь она в моей квартире считала возможным учить меня жизни.
В тот момент я осознала: хватит.
Молча открыла дверь и жестом показала на выход. Свекровь, ошарашенная, что-то пробормотала, но ушла. А я вернулась к книге и впервые за долгое время вздохнула свободно.
Это не злость. Это — осознание. Моё время и силы больше не чужая собственность. Если я и должна кому-то — то только себе и своим близким.
В тот вечер я заснула спокойно. И почувствовала, что наконец-то живу своей жизнью.
