Свекровьмать решила превратить мою кухню в своё убежище, пока я была в офисе.
Антон, прошу, следи, чтобы она не «улучшала» кухню, дрожала Пелагея, стоя у вестибюля и теребя ремешок сумки. Ты помнишь, сколько стоил этот ремонт и как я волнуюсь о своих фасадах!
Антон, отхлебнув последний глоток утреннего кофе, махнул ей ладонью.
Пелагея, успокойся. Мама пришла на неделю, пока в её доме меняют трубы. Она же не враг, а просто хочет сварить борщ, а не стоять у плиты всю ночь.
Борщ замечательно, кивнула Пелагея, но прошу, не позволяй ей «декорировать» пространство. Помнишь, как в нашей старой квартире она отменила белые обои и приклеила в коридор бордюр с дельфинами? Я тогда неделю оттирала клей
Забудь прошлые мелочи, смягчил Антон. Мама просто ищет уюта. Поторопись, иначе опоздаешь. Я сегодня в офисе, всё под контролем.
Пелагея тяжело вздохнула, бросила лёгкий поцелуй в щеку мужа и вышла наружу. Сердце билось в ритме тревоги. Кухня была её храмом, её гордостью, местом силы. С дизайнером они три месяца отбирали оттенок фасадов глубокий матовый графит, столешница из натурального камня, минимум деталей, строгие линии, скрытая фурнитура. Никаких ярких банок, магнитов на холодильнике или пёстрых полотенец. Минимализм стоил ей немалых денег, и каждая царапина воспринималась как личная рана.
Валентина Петровна, свекровь Пелагеи, громкая и решительная, прибыла вечером предыдущего дня. Окинув квартиру критическим взглядом, она заявила, что у молодёжи «как в больнице чисто, но нечего глазом ухватить». Пелагея лишь кивнула, списав слова на усталость от дороги.
Рабочий день тянулся бесконечно. Пелагея то и дело хотела позвонить мужу, но отгоняла мысли: Антон взрослый мужчина, он обещал следить. К тому же, важный отчёт требовал концентрации, а домашние тревоги казались непрофессиональными.
В обед она всёравно набрала номер мужа.
Как дела? Как мама?
Всё нормально, голос Антона звучал слишком бодро, но с ноткой напряжения. Мама э-э слегка «хозяйничает». Пирог испекла. Запах по всему подъезду!
Пирог? Пелагея напряглась. Она включила духовку? Разобралась с сенсорной панелью? Там же блокировка.
Разобралась, она ведь смышленая. Пель, сейчас совещание в Скайпе, поговорим вечером. Целую!
Он отключился резко. Пелагея посмотрела на телефон с подозрением. «Хозяйничает» могло означать от мытья посуды до перемещения мебели.
Оставшийся день прошёл на иголках: в голове крутятся образы жирных пятен на матовых фасадах, сколов на камне, расплавленных пластиковых панелей. Но реальность, ожидавшая её дома, превзошла самые страшные сны.
Она вышла из лифта, едва переступив порог, и ощутила аромат жареного лука, дрожжевого теста и почемуто хлорки, как густую стену. Пелагея ввернула ключ в замок.
Я дома! крикнула, сбрасывая туфли.
Тишина ответила ей. Из кухни слышалось бодрое пение Валентины Петровны и звон посуды. Пелагея прошла по коридору, дверь кухни была приоткрыта. Она шагнула внутрь и вмиг уронила сумку.
Кухня исчезла её строгий графитовый рай превратился в яркую, кричащую палитру.
Идеальная каменная столешница была покрыта яркооранжевой клеёнкой с гигантскими подсолнухами. Края свисали волнами, закрывая ящики нижних шкафов.
О, Пелагейка! воскликнула Валентина Петровна в цветастом фартуке, который Пелагея никогда не видела. Мы тут плюшками балуемся! Сейчас накормлю.
Пелагея не смогла произнести ни слова, её взгляд метался по помещению, фиксируя масштаб катастрофы.
На строгих серых фасадах, тех самых, где нельзя было тереть абразивами, красовались виниловые наклейкибабочки: розовые, голубые, салатовые, размером с ладонь, разбросанные по дверцам.
Валентина Петровна прошептала Пелагея, чувствуя, как дергается левый глаз. Что это?
Бабочки? улыбнулась свекровь, глядя за её взглядом. Купила в переходе, пока молоко покупала. Сразу стало живее! Было всё серо, как в подвале, а теперь лето, радость! И Антошке понравилось, да?
Антон появился в дверях, виновато отводя глаза, разглядывая свои носки.
Мам, я же говорил, что Пелагея может не оценить пробормотал он.
Что тут оценивать! воскликнула свекровь. Я уют добавила. А то кухня дорогая, а души в ней нет. Пусто, холодно.
Пелагея сделала шаг к окну. Любимые римские шторы цвета «мокрый асфальт» исчезли; вместо них висел белый тюль с золотыми лебедями.
Шторы её голос стал шёпотом. Где мои шторы?
В стирке, отмахнулась Валентина, переворачивая жареный беляш. Пыльные, серые. Я их повесила, они у меня в чемодане лежат. Пришли кстати, светло стало, красиво! Как во дворце!
Пелагея подошла к столешнице, подняла край клеёнки и увидела липкое пятно.
Зачем клеёнка? Это же натуральный камень, его нельзя закрывать
Камень холодный, локти мёрзнут, перебила свекровь. Тесто раскатывала, боялась запачкать. Клеёнку протерла тряпочкой и красота. Купила в «Пятёрочке», копейки стоит, а вид совсем другой.
Внутри Пелагеи закипел вулкан. Она посмотрела на холодильник: двухметровый стальной монстр теперь был доской объявлений, покрытой магнитами в виде поросят, котиков и городов Золотого кольца.
Откуда Пелагея указала дрожащей рукой на магнитную галерею.
Это мои! Привезла из дома, гордо сказала Валентина. Думала, они пылятся. А здесь место много. Вот магнит из Анапы, мы ездили туда, когда Антоше было пять. Память!
Пелагея закрыла глаза, глубоко вдохнула. Нужно успокоиться, не наговорить лишнего. Это мама мужа, она хочет лучше.
Антон, холодным тоном сказала она. Можно тебя на минутку в спальню?
Антон кивнул и пошёл за ней. Валентина Петровна крикнула:
Вы там не шепчитесь, стынет же всё! Садитесь, пока горячее!
В спальне Пелагея закрыла дверь и прислонилась к ней.
Ты обещал следить, произнесла она.
Пелагей, я же был на работе! возразил Антон, нервно размахивая руками. Был в наушниках, звонок от клиента. Пошёл за водой, а тут бабочки. Я ей сказал: «Мам, Полина будет ругаться». А она: «Ничего, ей понравится, сюрприз делаю». Не мог её снимать, она бы обиделась!
Обиделась? вспыхнула Пелагея. Она превратила мою кухню в ярмарку! Рюши, подсолнухи, бабочки! Ты понимаешь, что клей может испортить «софттач»?
Сотрем, сказал Антон, пытаясь успокоить её. Что ототрем? Ты видела, что она сделала с рейлингами?
Нет, а что?
Я тоже не видела, но боюсь смотреть. Скажи ей вернуть всё как было.
Не могу, жалобно сказал муж. Она мама, она старалась. Тесто ставила с утра. Если скажу, что всё ужасно, у неё давление подскочит. Давай неделю потерпим? Она уедет, и мы всё снимем.
Неделю? глаза Пелагеи округлились. Я не смогу пить кофе в окружении золотых лебедей и пластиковых бабочек! Глаз дергается!
Полечка, ради меня. Я куплю тебе сертификат в санаторий, два. Только не устраивай скандал. Мама и так переживает изза ремонта у себя. Ей нужно чувствовать себя нужной.
Пелагея взглянула на мужа, увидела в его глазах мольбу и страх перед конфликтом, и злоба отступила, уступив место глухому раздражению.
Ладно, произнесла она. Я не устрою скандал сейчас. Клеёнку сниму, шторы верну вечером. Скажу, что у меня аллергия на синтетику.
Они вернулись к кухне. Валентина уже накрыла стол. На клеёнке с подсолнухами стояли тарелки с дымящимся борщом, а в центре гора беляшей.
Садитесь, трудяги! командовала свекровь. Сметанки добавить?
Пелагея села, но аппетит отсутствовал, хотя аромат был настоятельным. Она взяла ложку, стараясь не смотреть на наклейку с улыбающейся гусеницей.
Валентина Петровна, благодарю за ужин, начала дипломатично. Но насчёт декора У меня специфический вкус, я люблю пустоту.
Это не вкус, это депрессия, детка, безапелляционно ответила свекровь, откусывая беляш. Молодая женщина должна жить в красоте. Цветочки, рюшечки женская энергия. У тебя всё как в операционной, мужу в таком интерьере неуютно. Да, Антоша?
Антон подавился борщом.
Мам, почему? Мне нравилось. Стильно.
Стильно, парировала Валентина. Стиль когда душа поёт. Сейчас поёт. Кстати, Пелагея, я в ванной тоже порядок наводила.
Ложка выпала, ударилась о тарелку, борщ разлетелся по ярким подсолнухам.
В ванной? спросила она, будто вешая голос.
Да. У тебя все шампуни в одинаковых банках, не различить, где что. Я маркером подписала, коврики постелила, пушистые, розовые, чтобы ножкам тепло. Шторку заменил, дельфины на стеклянной перегородке, иначе срамота.
Пелагея медленно встала.
Спасибо, было вкусно, сказала, глядя в стену. Я пойду отдохну. Голова болит.
Она вышла из кухни, слыша, как свекровь шепчет Антону:
Видишь? Я же говорила девка переутомилась, ей ничего не радует, даже такая красота. Ей витамины нужны.
В ванной было ещё хуже. Лаконичный мраморный санузел превратился в детский сад. На полу лежал ядовиторозовый «мохнатый» коврик. На дорогих диспенсерах для мыла и шампуня черным маркером было написано: «ДЛЯ ГОЛОВЫ», «ДЛЯ ТЕЛА», «МЫЛО». Стеклянную перегородку украсила полиэтиленовая шторка с синими дельфинами, натянутая на распорку, врезающуюся в кафель.
Пелагея села на край ванны, закрыла лицо руками, хотелось плакать, но не от горя, а от бессилия. Это было вторжение наглое, бесцеремонное вторжение в её личное пространство под маской заботы.
Через десять минут услышала шаги. Дверь приоткрылась, в ней появился Антон.
Пель, как ты?
Хочу, чтобы она уехала, тихо произнесла Пелагея. Не через неделю, а завтра.
Куда она поедет? У неё ремонт, грязно, воды нет
В гостиницу. Снимем ей номер, хороший, с завтраком. Я оплачу. Но я не могу жить в этом цирке, Антон. Она изуродовала мои вещи. Видел диспенсеры? Маркером! Это не отмывается!
Отмоем спиртом, предложил он. Не кипятись.
Дело не в спирте! воскликнула Пелагея. Дело в том, что она не уважает меня. Считает мой дом своей площадкой для игр. Пришла и пометила территорию, как кот!
В этот момент из кухни раздался грохот, звон разбитого стекла и крик Валентины Петровны. Пелагея и Антон бросились к кухне.
Перед ними стояла Валентина, держась за грудь. На полу в луже воды и осколках лежала массивная дубовая полка, которая висела над столом. Вместе с ней упали горшки с цветами, которые свекровь, видимо, решила туда поставить.
Я я только цветок полить хотела, пролепетала она. Думала, она крепко держится а она
Пелагея посмотрела на стену: крепления вырваны, оставив в идеальной штукатурке зияющие дыры, бетон обнажён.
Полка была декоративной, рассчитана на пару фоторамок, а не на три горшка с землёй, спокойно сказал Пелагея. Клей может повредить покрытие.
Кто бы мог знать! всхлипнула свекровь. Всё у вас хрупкое, ненадёжное! В наше время мебель делали на века! А это картон какойто!
Пелагея переступила через осколки, подошла к стене и провела пальцем по рваному краю.
Это декоративная штукатурка, сказала она ровным, но страшным голосом. Квадратный метр стоит как ваша пенсия за полгода. Восстановить незаметно невозможно, придётся переделывать всю стену.
Свекровь перестала плакать, испуганно посмотрела на невестку.
Ты что, Поленька всю? Может, картину повесим? Коврик?
Нет, ответила Пелагея, поворачиваясь к ним. Никаких картинок, никаких ковриков. Антон, собирай мамин багаж.
Что? спросили одновременно муж и свекровь.
Сейчас вызываю такси, бронирую гостиницу «Центральная», там отличные номера. Мама будет там, пока не закончится ремонт. Я оплачу всё проживание. Здесь она больше не останется ни на минуту.
Ты выгоняешь мать из дома? ахнула Валентина, схватившись за сердце. Родную мать? Изза дырки в стене? Антоша, слышишь, что говорит жена?
Антон, бледИ когда в утреннем свете последний кристалл разбитого стекла превратился в звёздную пыль, Пелагея поняла, что её истинный дом это не стены, а тихий шёпот взаимного понимания между ней и Антоном.
