«Когда никого не осталось, свекровь вспомнила о нас. Но слишком поздно…»
Мы с Дмитрием вместе уже больше десяти лет. Вышла за него, когда мне было двадцать пять. Муж — не единственный ребёнок в семье: у него два старших брата, оба давно устроены — семьи, карьера, коттеджи в Подмосковье. Их мать, Галина Петровна, — женщина с волей стали, не из тех, что ищут опоры в других. Сама подняла троих сыновей, ни перед кем спину не гнула.
С первых дней брака я чувствовала её тихую неприязнь. Вслух она не критиковала, но холодность сквозила в каждом взгляде, в молчании за праздничным столом, в нарочитом невнимании. Я делала вид, что не замечаю. Может, не дотянула до её идеала? Или она не хотела отпускать младшего сына от подола?
Ведь Дмитрий был её опорой. Старшие, обзаведясь семьями, растворились в своих делах, а он остался — помогал по хозяйству, сопровождал в поликлинику, решал бытовые вопросы. Пока не появилась я. И его жизнь переменилась.
Я мечтала стать ей родной. Пекла её любимые пироги с капустой, звала на дни рождения, дарила шали из Павловского Посада. Пыталась даже звать «мамой», но слово застревало в горле. Она держала дистанцию, будто я вечный чужак в её мире.
Когда родился сын, Галина Петровна участила визиты. Но вскоре старшие невестки тоже родили внуков, и интерес к нашему Саше угас. На праздники она мчалась к ним, звонила им, а о нас вспоминала в последнюю очередь. Больнее всего было, что она ни разу не поздравила меня с днём рождения, если Дмитрий не напоминал. Ни слова, ни открытки. Сначала плакала в подушку, потом смирилась. Не всем дано обрести вторую мать.
Годы текли. Жили скромно, но без нужды. Позже родилась дочь. Дмитрий трудился на заводе, я растила детей. Свекровь маячила где-то на краю жизни — всё та же ледяная вежливость, редкие встречи за чаем. Не роптали, но и не рвались к общению.
Год назад умер свёкор. Удар свалил Галину Петровну. Она ссохлась, как осенний лист. Врачи прописали антидепрессанты, твердили о возрасте. Старшие сыновья заскочили разок, оставили продуктов — и сгинули. Видимо, решили: «Сама справится». Мы навещали редко, но чаще них.
А под Новый год она нежданно позвала нас встретить праздник. «Очень хочется, чтобы вы приехали», — сказала. Удивилась, но согласилась. Всё-таки человек в беде, хоть и чуждый.
Я рубила салат «Оливье», ставила холодец, а она лежала на диване, вздыхала. Спросила, придут ли другие дети. Махнула рукой: «Кому я теперь нужна?..»
Перед бойом курантов она вдруг поднялась и велела сесть рядом. «Вы — моя последняя надежда, — выдохнула. — Предлагала Андрею и Кириллу, но их жёны отказались. Переезжайте ко мне. Ухаживайте. А я переоформлю квартиру на вас».
Меня будто обухом хватило. Все эти годы — невидимка, пустое место. А теперь, когда прочие отвернулись, она «вспомнила». Всё, чего я ждала — капля тепла, крупица участия. Но она выбрала других. А когда те отшатнулись — потянулась ко мне?
Дмитрий промолчал, пообещал обдумать.
