Муж исчез, оставив лишь пустоту. А спасла меня… свекровь.
Когда я осталась одна с полугодовалой Алисой на руках и кошельком, легче перышка, мне казалось — жизнь кончена. Муж не просто ушёл, он растворился, как дым, прихватив все наши сбережения, чтобы начать новую жизнь где-то в Питере. Бросил нас в съёмной двушке на окраине Москвы, без слов, без следа. Я не знала, за что хвататься.
Никто не предлагал помощи. Моя мать лишь вздохнула: «У нас тесно». В её хрущёвке уже ютилась старшая сестра с двумя детьми — лишних мест не было. Я была ненужной. Выброшенной. Как старый чемодан у подъезда.
И тогда — стук в дверь. На пороге стояла… Галина Петровна, моя свекровь. Женщина, с которой мы годами переругивались из-за каждого пустяка. Я ждала яда в её глазах, но она лишь твёрдо сказала:
— Упаковывай вещи. Едем ко мне.
Я онемела.
— Галина Петровна, я… Спасибо, но, может, не стоит… — попробовала возразить я, но она отрезала:
— Молчи! Ты же не бомжиха какая-то, ты мать моей внучки. Вперёд.
И взяла Алису на руки, прижала к себе, как будто так и было всегда, и прошептала:
— Пойдём, лапушка. Бабушка тебе пирожков напечёт. Будем наряжать кукол, слушать сказки… А мама пусть собирается.
Я стояла, словно громом поражённая. Та самая женщина, что раньше шипела, будто я «заманила её сына в капкан», теперь целовала мою дочь в макушку и укачивала, как родную. Я на автомате сложила чемодан. Мир перевернулся.
Галина Петровна отдала нам с Алисой свою спальню, а сама ютилась на раскладушке в углу. Я попыталась протестовать, но она отмахнулась:
— Ребёнку простор нужен. Скоро побегать начнёт. А я и в коридоре посплю — не впервой.
На ужин подала гречку с тефтелями и компот.
— Ты же кормишь, — пояснила. — Можно и жареной картошки, но полезнее так.
В шкафу стояли банки с пюре.
— Пора прикорм вводить. Если не понравится — купим другое. Говори сразу.
Тут я не выдержала и разревелась. Никто не был так добр ко мне. Я вцепилась в неё, как в спасательный круг, и прошептала сквозь слёзы:
— Спасибо… Если бы не вы…
Она обняла меня:
— Тихо, дурочка. Мужики — они как листья по ветру. Я сама сына одна поднимала — его отец сбежал, когда у него первые зубки резались. Не дам внучке в нищете расти. Всё образуется. Ты крепкая. Вместе справимся.
Год пролетел, как миг. На день рождения Алисы мы втроём задували свечи на торте: я, малышка и та, кого когда-то боялась. Пили чай с вареньем, смеялись, и в тот миг я чувствовала — мы семья.
И снова стук в дверь.
— Мам… — это был голос бывшего. — Это… Вероника. Можно у вас пожить? Денег нет, снимать не на что…
У меня кровь застыла. Вдруг она его пустит? Ведь он её кровь.
Галина Петровна даже бровью не повела.
— Катись отсюда. И эту свою забери. Бросил жену с младенцем на руках, теперь ещё и нахальничаешь? Ты мне не сын. А ты, девица, смотри — с такими недолго музыка играет. Захотел — приполз, захотел — сдулся.
Я стояла, не веря ушам. Эту женщину я видела впервые — она стала мне не второй, а настоящей матерью. Той, что в кромешной тьме зажгла свет.
Шесть лет мы жили вместе. Галина Петровна держала мою руку, когда я выходила замуж снова — на этот раз за хорошего человека. Она сидела на почётном месте, улыбалась сквозь слёзы. А через месяц мы узнали — у меня будет сын. Она заплакала, а я поняла: иногда жизнь отбирает, чтобы потом подарить вдвое больше. И иногда родные — совсем не те, у кого та же фамилия…