С самого замужества я пыталась выстроить отношения со свекровью. Восемь лет кряду я терпела, улыбалась и держала язык за зубами. После переезда с мужем из подмосковного посёлка в Москву его мать — Тамара Семёновна — каждую пятницу звонила с неизменным: “Приезжайте в выходные, без вас никак!” То картошку в погреб спустить, то грядки прополоть, то племяннице Маргарите помочь с ремонтом. И мы ехали. Потому что “надо”.
А между тем, мне уже не шестнадцать, и жизнь у меня не сахар. Работа с девяти до шести, двое детей, своя квартира с вечным бардаком. Иногда ведь и кофе в тишине хочется выпить, а не вкалывать как ломовая лошадь.
Но для Тамары Семёновны мы были бесплатными разнорабочими. Стоило мне заикнуться об усталости, как тут же следовало: “А кто, если не вы?!” И ладно бы реальные беды — ан нет! То вдруг ей помощь не нужна, а через час звонит: “Маргарита обои клеит, приезжай!” Я примчалась, как наивная дурочка. И что же? Пока я с отвесом и клеем прыгала по стремянке, её “занятая” дочурка красила ногти и пялилась в TikTok.
Муж всё видел. Не дурак же, понимал, что нас просто используют. Но рот раскрыть боялся — мама всё-таки. Я молчала. До поры.
А потом просто перестала с ним ездить. Без истерик. Сказала: “У меня свои дела”. Всё.
Тамара Семёновна, конечно, взбеленилась. Начала сына допекать: “Что с ней случилось, почему она нас бросила?” Муж клянчил: “Съездим просто, ладно? Чтобы мама не нервничала”. Но мне надоело быть статистом в этом цирке.
Я устала. Мне тридцать пять, и я имею право в субботу валяться в халате, а не таскать мешки с картошкой для тех, кто сам пальцем не шевельнёт. Ни спасибо, ни уважения — одни претензии.
В тот уик-энд я наконец разгромила завалы у себя дома. Постирала горы белья, сготовила нормальный обед, а в воскресенье… впервые за годы!.. устроилась с книжкой на диване. Блаженство! Но тут — дзынь!
На пороге Маргарита.
Без приветствия, с порога: “Ты вообще о себе возомнила?! Семью кинула, тёщу игнорируешь! Ты же теперь наша, обязана помогать!”
Я вежливо улыбнулась, пожелала счастливого пути и прикрыла дверь.
Не прошло и дня — звонок. Сама Тамара Семёновна, с порога в раж: “Да как ты смеешь! Мы для вас всё, а ты… зазналась!” Я смотрела на неё и вспоминала все эти годы: её полы, её кастрюли, её дачу…
А она тут, в моей же квартире, учит меня жить.
И тут меня переклинило.
Молча подошла к двери, распахнула и жестом показала на лестницу. Свекровь, бурча как кот на морозе, ретировалась. А я плюхнулась на диван, схватила книгу и впервые за долгие годы… свободно вздохнула.
Это не бунт. Это — щелчок. Понимание, что мои выходные принадлежат только мне. И если я кому-то что-то и должна — так это себе и своим детям.
В ту ночь я уснула с лёгкой душой. И наконец-то почувствовала, что живу своей жизнью.
