— Я вам блинов напекла, — сказала свекровь… В семь утра, в воскресенье.
Когда я выходила замуж за Игоря, подруги шептали мне с завистью: «Тебе повезло! У тебя свекровь — само совершенство». И правда, Галина Степановна казалась женщиной тактичной, умной и, главное, доброй. Она не лезла с наставлениями, не учила жить и даже на свадьбе подняла бокал со словами: «Пусть молодые сами строят своё счастье — без моего вмешательства».
Прошло пять лет. И я больше не узнаю ту милую старушку. Теперь каждое воскресенье она стоит на пороге нашей квартиры ровно в семь утра, с горой горячих блинов, банкой смородинового варенья и голосом, нарочито громким: «Родненькие, подъём! Я вам гостинцев принесла!»
А начиналось так невинно… После свадьбы мы с Игорем поселились у его матери в Туле, в её трёшке. Я держалась почтительно, не спорила, мыла полы и готовила. Первое время всё шло тихо — без скандалов, без разборок. Свекровь не цеплялась, разве что ворчала, что я неправильно вытираю пыль или не так отжимаю тряпки. Но это же пустяки, правда?
Через два года мы скопили на первый взнос и купили квартиру в новостройке на другом берегу Упы. Я вздохнула свободно — наконец-то своё гнёздышко. Свекровь тогда приезжала раз в неделю, всегда предупреждала. Мы даже радовались — пироги привозит, по дому помогает, иногда присматривала за нашим котом Васькой, когда мы уезжали.
Но ненадолго хватило. Как-то Галина Степановна обронила: «Переехала бы поближе — вдруг внуки появятся, надо помогать!» Мы с Игорем переглянулись, но промолчали. Она настояла, чтобы мы помогли ей продать старую квартиру и купить новую — через два дома. Я тогда утешала себя: ну хоть не в одном подъезде.
Но дистанция растворилась мгновенно. Как только она въехала, всё полетело в тартарары. Свекровь выпросила у Игоря запасные ключи — «мало ли что» — и начала входить без стука. Возвращаюсь с работы, а на плите уже борщ булькает: «Решила, голубушка, вам помочь!» А ещё гладила мои платья, стирала мои колготки, рылась в шкафах — «просто хотела прибраться». Однажды я застала её в спальне, когда она меняла простыни. Без спроса. Без предупреждения.
Я пыталась объяснить Игорю, что это уже слишком. Что задыхаюсь. Что чувствую себя как гостья в своём же доме. Но он лишь отмахивался: «Да она же из любви! Ты же видишь, как она старается».
А мне хочется крикнуть: я не просила ни блинов, ни варенья, ни выглаженных ночнушек! Хочу спать в выходные до полудня. Хочу бродить по кухне в растянутой футболке, а не кутаться в халат, потому что «мама пришла». Хочу быть хозяйкой, а не девочкой, которую всё ещё опекают.
Но если скажу это вслух — она расплачется. И обвинит меня в чёрной неблагодарности, скажет, что всю душу вложила, а я её гоню.
Как объяснить, что забота — не повод вламываться без стука? Что помогать — не значит контролировать? Что любовь не меряется количеством сковородок с оладьями?
Не знаю. Но я устала. И с каждым воскресным звонком в дверь, с каждым её «Родненькие, вставайте!» во мне растёт тихая ярость. Неужели тишина в собственном доме — это роскошь?.