С тех пор, как я вспомнил те дни, в душе осталась тяжесть, но и урок, оттого живу иначе.
Аграфена, деточка, кто же так нарезает огурцы в салат? Смотрисмотри, это не кубики, а будто бы булыжники! Как такое глотать? У мужчин, кстати, челюсти не из железа, им нужна нежность, забота стояла над душой Зинаида Петровна, пока я в спешке дорезала оливье.
Я сжала рукоять ножа так, что костяшки побелели. До прихода гостей оставалось полчаса, а теща, пришедшая за два часа до «помощи», лишь ходила по кухне, переставляла банки со специями и комментировала каждое мое движение.
Зинаида Петровна, это оливье всё перемешивается. Дима любит, когда овощи ощущаются, а не превращаются в кашу, тихо сказала я, сдерживая голос.
Ой, что ты мне про Диму говоришь! Я его вырастила, тридцать лет кормила. Он всегда любил, чтобы всё было меленько, аккуратно. А вот рубашка у него вчера была мятая, я заметила, когда он к нам зайдёт. Стыдно, Аграфена. Жена должна следить, чтобы муж с иголочки ходил.
Я глубоко вдохнула и отложила нож.
Я работаю до семи вечера, а Дима приходит в шесть. У него тоже руки есть, и утюг стоит на видном месте.
Тётка прижала руки к груди, где блестела массивная брошь с янтарём.
Руки! У мужчины свои задачи он добытчик! А уют, чистота священный долг женщины. Если ты не справляешься, может, работу бросить? Я в своё время в пять утра вставала, чтоб мужу блинов испечь перед сменой. А ты? Полуфабрикаты, небось, суёшь?
Я готовлю каждый день, прошла я. Сейчас, простите, мне нужно вынуть мясо из духовки.
Обед прошёл в напряжённой атмосфере. Дима, мой муж, сидел, уткнувшись в тарелку, делая вид, что не слышит электрического напряжения вокруг. Он предпочитал тактику страуса: если спрятать голову в песок (или в суп), конфликт исчезнет сам собой.
Зинаида Петровна, отведав фирменное жаркое, которое я мариновала сутки в соусе, скривила губы.
Ну съедобно. Хотя мясо жёсткое, пересушила ты его, и соли мало. Дима, тебе соль передать?
Нормально, мам, вкусно, пробурчал Дима с набитым ртом.
Вкусно ему Слаще морковки ничего не ел, вот и вкусно. А пол? перевела взгляд на ламинат. В углах серо. Робот твой круглый жужжит, а толку? Тряпка нужна, руками! На коленях! Так чистота настоящая. У тебя, Аграфена, холодное отношение к дому. Плохая ты хозяйка, простите за прямоту. Кто ещё скажет правду, как не мать?
Я медленно положила вилку. Внутри застрял груз пяти лет брака. Пять лет я стремилась к идеалу: бухгалтер, ипотека вместе с мужем, а вечерами вторая смена у плиты и с тряпкой. Я мыла, стирала, пекла, чтобы услышать хотя бы слово одобрения. А в ответ «плохая хозяйка».
Я взглянула на Диму. Он едал, не поднимая головы, защищая меня. Ему было удобно: мама ругает, я стараюсь ещё сильнее, а он лишь поглощает результат.
Значит, плохая хозяйка? тихо переспросила я.
Не обижайся, деточка, махнула Зинаида Петровна, откусывая «пересушенное» мясо. Это факт. Есть домашние женщины, а есть современные карьеристки. У тебя же пыль на карнизе лежит, я уже в прошлый раз заметила. Глаз режет.
Хорошо, кивнула я, улыбка скользнула по лицу. Я вас услышала, Зинаида Петровна. Спасибо за правду.
Вечером, когда тётка ушла, увозя контейнер с пирогом «Возьму, чтоб не отравились», Дима развалился на диване перед телевизором.
Фух, какой день, зевнул он. Аграфена, принеси чайку, а? Пироженка ещё осталась.
Я стояла у окна, глядела на ночной город.
Нет, Дима.
Что «нет»? Пироженка нет? Мама всё съела?
Чая нет. Точнее, я не принесу.
Он удивлённо приподнялся на локте.
Ты чего, обиделась на маму? Да брось, она же старая, ворчит по привычке. Не бери в голову.
Я не обиделась. Я вывела выводы. Твоя мама сказала, что я плохая хозяйка, что я всё делаю без души, мясо сушу, пыль не вижу. Я подумала и решила: зачем мучить тебя и себя своей некомпетентностью? Если я не умею вести дом на должном уровне, перестану это делать вовсе, чтобы не позориться.
Дима хмыкнул, приняв это за шутку.
Ладно, хватит ворчать. Иди сюда, обниму.
Но я не пошла. Взяла книгу и ушла в спальню, закрыв дверь.
Утро понедельника началось для Дмитрия с разрыва привычного шаблона. Обычно он просыпался от запаха свежесваренного кофе и шкворчания яичницы с беконом, на стуле висела отглаженная рубашка, носки стояли в стопке.
Сегодня в квартире была тишина. На кухне пусто, темно, плита холодна, как сердце бывшей.
Аграфена? заглянул Дима в спальню. Жена уже сидела перед зеркалом, делая макияж. А завтрак?
В холодильнике яйца, колбаса, хлеб в хлебнице, спокойно ответила я, раскладывая туши.
Но ты же всегда готовила. Я опаздываю!
Я тоже опаздываю. А так как я плохая хозяйка, могу испортить продукты. Лучше сам. Муж добытчик, сам себе завтрак сделает.
Дима, ругаясь, пошёл к плите. Кофе убежал, плиту полил. Яичница пригорела снизу, сверху осталась жидкой. Он съел сухой бутерброд с колбасой, надел вчерашнюю мятую рубашку и пошёл на работу голодный и злой.
Вечером всё повторилось. Дима пришёл домой, ожидая ужин. Я сидела на диване в маске, листала журнал.
Что на ужин? спросил он, споткнувшись о кроссовки, оставленные на полу.
Я себе заказала поке с лососем, уже поела, мой голос прозвучал изпод маски. А тебе не заказала, вдруг не понравится. В морозилке есть пельмени, магазинные.
Пельмени?! Я весь день работал! Хочу домашний борщ!
Борщ сложный. Я, без таланта, точно его испорчу. Мама сказала, что я готовлю без души. А пельмени проще: вода, соль, десять минут готово.
Дима собирался скандалить, но встретил в моих глазах ледяной решительный взгляд. Он сдулся, сварил пельмени, потом помыл кастрюлю, потому что я сказала: «Я посуду мою плохо, разводы оставляю, помой лучше сам, качественно».
Прошла неделя. Квартира медленно теряла блеск. Пыль, которую я убирала каждые два дня, теперь кружилась в солнечных лучах. В раковине росла гора посуды Дима мыл лишь то, что требовалось прямо сейчас, а я пользовалась одной тарелкой и сразу её стирала, пряча в личный шкаф.
Корзина для белья превратилась в Эверест из мужских носков, футболок, джинсов. Я же свои вещи отправляла в прачечную по дороге на работу или стирала вручную.
Дима ходил помятый, злой, слегка похудевший на диете из бутербродов и лапши быстрого приготовления.
В субботу утром стукнула в дверь Зинаида Петровна. Пришла с инспекцией, как каждую неделю, но без предупреждения.
Открывайте, сони! Я вам блинчиков принесла, а то знаю я вас, голодаете, проворковала она, входя в прихожую.
Её взгляд упал на гору обуви у порога. Затем она прошла в зал и увидела слой пыли на телевизоре, где ктото (видимо, Дима) пальцем написал «Помой меня». На журнальном столике лежали пустые чашки с засохшими пакетиками и коробка изпод пиццы.
Боже мой! ахнула она, схватившись за сердце. Что здесь произошло? Вы что, заболели? Катя! Дима! У вас же хлев!
Я вышла из спальни в шелковом халате, свежая, выспавшаяся, с книгой в руках.
Доброе утро, Зинаида Петровна. Почему хлев? Обычная квартира людей, без профессиональной домработницы.
Какая домработница?! Ты о чём? провела пальцем по комоду, брезгливо уставившись на серый налёт. Это антисанитария! Дима, сынок, как ты в этом живёшь?
Дима вышел из кухни, дожёвывая чёрствый пряник. Вид у него был жалкий: футболка мятая, пятно на штанах.
Мам, так мы и живём пробормотал он.
Катя! голос тёти достиг командной высоты. Немедленно бери тряпку! Это позор! Я сейчас начну генеральную уборку, а ты будешь мне помогать. Как тебе не стыдно мужа в грязи держать?
Я спокойно села в кресло, закинула ногу на ногу и открыла книгу.
Нет, Зинаида Петровна. Я тряпку не возьму. Вы же сами сказали в прошлое воскресенье, что я плохая хозяйка. Что я мою не так, и вообще у меня нет таланта. Я приняла вашу критику, согласилась с ней. Зачем делать то, что у меня плохо получается? Я решила сосредоточиться на том, что умею работе и отдыхе.
Ты ты издеваешься? задохнулась тётка. Я добра тебе желала! Я вас учила!
Учёба закончена. Я отчислилась за неуспеваемость.
Дима! Скажи ей! воскликнула мать.
Дмитрий посмотрел на жену, потом на мать, потом на гору грязной посуды.
Мам, а что сказать? Ты её запилила. Катя готовила, убирала, а ты всё «не так» и «не этак». Вот и обиделась.
Я не обиделась, Дима, поправила меня Катя. Я оптимизировала процессы. Если мой труд оценивается как «нулевой» или «отрицательный», логично перестать тратить ресурсы.
Зинаида Петровна побагровела.
Ах так? Оптимизировала? Тогда я сама всё уберу! Если невестка без рук, мать должна спасать сына!
Она сбросила пальто, схватила тряпку и бросилась в бой. Следующие три часа в квартире раздавался грохот: мыла, скребла, пылесосила, комментируя каждое пятно.
Я всё время сидела в комнате, пила кофе, только для себя, и занималась своими делами. Не предлагала помощи, не оправдывалась, просто наблюдала.
Дима пытался помочь матери, но получал только подзатыльники: «Не мешай!», «Куда ты лезешь!», «Иди лучше ешь, я котлету принесла».
К вечеру квартира сияла. Зинаида Петровна, растрёпанная, потная, с красным лицом, упала на диван. У неё поднялось давление.
Воды прохрипела она.
Я принесла стакан воды и таблетку.
Спасибо, Зинаида Петровна. Вы действительно мастер уборки. У меня бы так не вышло. Видите, как хорошо, что за дело взялся профессионал.
Тётка посмотрела на меня с ненавистью, но силы ругаться уже не было.
Я этого так не оставлю, прошептала она. Дима, ты должен с ней развестись. Она тебя не любит. Она ленивая, эгоистка.
Дима стоял у окна, глядя на улицу. Он был сыт (мамиными котлетами), в квартире чисто, но тошно от унизительного зрелища. Понимал, что мама уйдёт, а он останется с Аграфеной. Если она продолжит «забастовку», следующую неделю он снова будет в аду. А мама уже не сможет каждый раз приезжать и полы мыть возраст не тот.
Мам, сказал он тихо. Поезжай домой, я тебе такси вызову.
Ты меня выгоняешь? слёзы обиды всплакнули у Зинаиды Петровны.
Нет, просто ты устала. Тебе отдохнуть надо.
Когда за тёткой закрылась дверь, в квартире повисла стерильная тишина свежеубранного пространства.
Дима прошёл на кухню, где я готовила себе салат.
Аграфена, начал он нерешительно.
М?
Может, хватит? Я урок усвоил. Мама тоже наверное.
Какой урок ты усвоил, Дима? я повернулась к нему с ножом в руке. Что можно неделю жить в свинарнике, а потом придёт старая мама и всё уберёт, пока ты смотришь телевизор? Это плохой урок.
Нет. Я понял, что без тебя мне плохо. Я привык к чистоте и вкусной еде, но не ценил её. Думал, что всё происходит само.
Это не происходит само. Это часы моей жизни, которые я отрываю от сна, от хобби, от отдыха. И когда слышу «безрукая», мне не хочется ничего делать.
Я поговорю с мамой, твёрдо сказал Дима. Честно. Скажу ей, чтобы она больше ни слова не говорила о твоей готовке или уборке. Иначе мы перестанем её приглашать.
Это слова, Дима. А мне нужны действия.
Я помогу. Правда. Давай распределим обязанности? Я могу пылесосить, выносить мусор и мыть посуду по вечерам.
Я посмотрела на него скептически.
Посуду? Каждый вечер?
Да. И в выходные завтрак за меня. Я научусь делать яичницу, как ты любишь.
Я помолчала, взвешивая его слова.
И с тех пор наш дом наполнился тишиной, в которой каждая мелочь стала свидетельством того, что уважение и совместный труд способны превратить даже самые тяжёлые ветра прошлого в лёгкий, домашний аромат счастья.
