Говорят, в старости пожинаешь то, что посеял. Кому-то достаётся любовь и забота, а кому-то — хлопанье дверью в лицо. Моя свекровь, Людмила Васильевна, никогда не отличалась нежностью. Она держалась важно, будто все вокруг ей должны, особенно её сын. А уж я и подавно — «эта девка, что утянула сыночка от мамочки».
Года четыре назад, когда я сидела в декрете со вторым ребёнком, а муж остался без работы, мы не потянули ипотеку. Пришлось проситься к Людмиле Васильевне — в её просторную трёшку в Ярославле, доставшуюся ей от родителей. Тогда там жили она, её младший Глеб, да мы с мужем и двумя детьми. Надеялись, что ненадолго. Но очень быстро стало ясно: это ад.
Свекровь не упускала момента упрекнуть. Дети ей мешали, воняли, игрушки на диване вызывали приступы праведного гнева, а детское пюре она называла «вонючей бурдой, забившей холодильник». Я молчала, терпела — лишь бы не усугублять. Но однажды она заявила прямо:
— Надоели. Собирайте свои шмотки и съёбывайте. В цирке я не намерена жить.
Мы были раздавлены. Денег после продажи квартиры почти не осталось, еле наскребли на домишко под Ростовом — без водопровода, с туалетом во дворе. Воду таскали из колодца.
Потихоньку, гвоздь за гвоздём, мы начали обустраиваться. Вложили маткапитал, потом ещё один кредит. Десять лет — и вот он, наш дом. Не хоромы, зато с душем, отоплением и кухней, где всё на своих местах. И когда, казалось, худшее позади, а мы даже задумались о третьем ребёнке, судьба постучалась. Вернее, сама Людмила Васильевна.
Услышала скрип калитки, выхожу — а там она. В пальто, с чемоданом, лицо опухшее от слёз. Муж открыл дверь, а она так и рухнула ему на шею. Рыдала, будто не в дом пришла, а с тонущего корабля.
Впустили, усадили. Муж звонил брату — трубку не взял. К вечеру свекровь немного пришла в себя.
Оказалось, после нашего ухода она взялась «воспитывать» младшего. Шептала, что старший — предатель, а я — змея подколодная. В итоге Глеб женился и съехал. Но ненадолго. Забрал мать к себе, к молодой жене. Сначала было тихо. Потом родился ребёнок — и началось: запахи, шум, суп невкусный. Только сноха оказалась не из робких.
Постепенно Людмилу Васильевну «выселили» из комнаты на диван. Потом и оттуда — под благовидным предлогом. Место за столом заняли другие, а на претензии отвечали: «Не нравится — дверь на улицу открыта».
— А ты к Сергею не хочешь съездить? — как-то спросил её Глеб за ужином. Тот самый, что когда-то хором с ней нас выгонял.
Вот её и собрали. Быстренько. Чемодан, такси, билет в руки. На прощание бросил:
— Выписывать не будем. Пенсию столичную получай спокойно. Только живи где угодно, но не здесь.
Мы не смогли её не принять. В доме место нашлось. Пока ведёт себя тихо. Ни упрёков, ни нытья. Только смотрит на нас, особенно на детей, с каким-то запоздалым сожалением.
Может, старость и правда смягчает. А может, это просто страх — оказаться в пустоте. Как бы там ни было, я пока молчу. Но одно знаю точно: выгонять никого не стану. Даже её. Даже ту, что когда-то вычеркнула нас из своей жизни.
