Каждое утро ровно в 6:48 Алёна распахивала занавески. Не на минуту раньше, не на секунду позже. Именно тогда, когда первые лучи солнца пробивались сквозь серые облака над спальными кварталами Челябинска, золотили подоконник её тесной кухоньки, скользили по потрёпанному линолеуму и целовали край потёртой кружки с крепким чаем. Этот свет был немым напоминанием: несмотря ни на что, день начинается.
Сперва это была просто привычка. Потом — спасение. Как будто повторяя один и тот же жест в строго отведённое время, она не давала себе рассыпаться в прах. Раздвинуть занавески — значило прошептать себе: ты ещё здесь, ты ещё держишься.
После развода её мир раскрошился. Подруги исчезли, будто боялись задеть её рану, мать звонила всё реже, не находя слов, чтобы разбить тяжёлое молчание. Работы прибавилось — Алёна хваталась за любые заказы, лишь бы не слышать эхо собственных мыслей. Но тишина всё равно настигала. Чужеродная, звенящая, как пустая трёшка после шумных посиделок. И в этой гулкой пустоте оставалось лишь одно постоянное — окно, смотрящее на рассвет.
За стеклом жил человек. Каждое утро, минута в минуту, он выходил на балкон напротив. С кружкой — возможно, с чаем, возможно, с кофе. Всегда в чёрной майке, босиком, даже в промозглые дни. Иногда закуривал, и каждая затяжка казалась раздумьем, будто он искал ответ на невысказанный вопрос. Порой просто смотрел вдаль — не на унылые панельки, не на шумные дворы, а куда-то за горизонт, где земля сливалась с небом. Её балкон был чуть выше, через дорогу. Он не замечал её. Но она видела его. И это стало её тайной, её личной отметкой, что день начался.
Они ни разу не встретились. Никогда не говорили. Но он стал её якорем. В 6:48 она открывала занавески, он выходил — и мир не рушился. Кто-то ещё жил в этом же ритме. Кто-то тоже вставал, заваривал чай, всматривался в небо. Он был частью её утра, незримой, но важной, как воздух.
Через месяц она начала готовить завтрак иначе. Ставила на стол вторую кружку, хотя пила одна. Делала лишний бутерброд, будто кто-то мог сесть напротив. Сначала это выходило случайно, машинально. Потом — намеренно. Как будто звала его — сквозь стены, через расстояние, сквозь тишину. Как будто этот маленький жест мог сделать её утро чуть светлее.
Однажды его не было.
6:48. Балкон пуст. 6:50. 6:55. Алёна стояла, прижав ладонь к холодному стеклу, будто могла дотянуться до него, перешагнуть пропасть между их домами. В квартире было так тихо, что слышались капли остывающего чайника. Внутри что-то надломилось. Словно сломался незримый механизм, скреплявший её дни. Словно солнце взошло, но для неё осталось ночью.
Она ждала его три утра подряд. В том же выцветшем халате, с той же кружкой, от которой уже не веяло теплом. Каждый раз, раздвигая занавески, чувствовала, как сердце сжимается — от надежды и страха вперемешку. И каждый раз — пустота. Холодное стекло. Ветер, играющий с пылью на балконе напротив.
Он появился через неделю. В той же чёрной майке, слегка небритый. Вышел, как всегда, с кружкой. Улыбнулся — не ей, а рассвету. Но Алёна вдруг почувствовала, как эта улыбка отзывается внутри неё. Словно мир, застывший на мгновение, снова начал дышать. Это была не пропасть, а лишь пауза. И всё ещё могло быть.
Через месяц она решилась. Купила простую открытку, белую, без рисунков. Написала три слова:
«6:48. Спасибо тебе».
Без подписи. Только эти буквы, выведенные чёрной ручкой. Опустила открытку в его почтовый ящик, не оглядываясь. Не ждала ответа. Не просила чуда. Просто выпустила наружу то, что годами копилось внутри, через бумагу, через молчание.
Ответ пришёл на следующий день. В 6:48. Он стоял на балконе. В руках — две кружки. Одну приподнял чуть выше, будто произнося тост. Будто говорил: «Я понял». Будто протягивал ей нить сквозь утренний свет.
Они так и не заговорили. Не написали друг другу. Но каждое утро — два человека. По разные стороны двора. В двух окнах. В одном мгновении. Словно между ними протянулась тонкая, незримая нить, державшаяся на взгляде, на точности этого часа.
И порой этого достаточно. Чтобы знать — тебя видят. Тебя ждут. Пусть молча. Но так, будто это — навсегда.
