— Мама, ты видела, что сын про тебя написал? — голос Людмилы дрожал от обиды, телефонная трубка чуть не выпала из её пальцев. — Да нет, не обо мне, про тебя! Виктор! Твой родной Витенька! В соцсети выложил!
Анна Семёновна медленно опустилась на кухонный стул, прижала трубку к уху сильнее. В груди что-то сжалось, как в тот день, когда врачи сказали про болезнь Сергея. Только сейчас было ещё хуже.
— Что он написал, Людочка? — прошептала она, хотя уже догадывалась, что ничего доброго не услышит.
— Да там… целый роман! О том, какая ты мать! Что всю жизнь его опекала, не давала дышать! Что из-за тебя у него не ладятся отношения! Мам, я не могу это читать, у меня сердце колотится! И комменты там… Господи, что люди пишут!
Анна Семёновна закрыла глаза. Кухня вокруг потемнела, только холодильник продолжал гудеть, как всегда под вечер. На столе остывала недоеденная гречка — Виктор так и не пришёл ужинать, хотя она специально приготовила его любимые котлеты с подливкой.
— Мам, ты меня слышишь? — встревожилась Людмила.
— Слышу, дочка. А что в комментариях?
— Не хочу повторять. Лучше сама не смотри, ладно? Сердце у тебя… Я сейчас приеду, хорошо?
— Не надо, Люда. Уже поздно, детей укладывать пора. Я… сама разберусь.
Повесив трубку, Анна Семёновна долго сидела, не двигаясь. За окном сгущались осенние сумерки, во дворе зажглись фонари. Где-то плакал ребёнок, хлопнула подъездная дверь. Обычные звуки обычного вечера, только внутри всё перевернулось.
Виктор вернулся ближе к полуночи, от него пахло пивом и табаком. Анна Семёновна встретила его в прихожей, молча наблюдала, как он снимает ботинки, не глядя на неё.
— Ужинать будешь? — тихо спросила она.
— Не хочу. — Он повесил куртку на вешалку, всё ещё избегая её взгляда.
— Витя…
— Что? — резко обернулся он, и она увидела в его глазах что-то незнакомое. Злость? Досаду? Вину?
— Зачем ты это написал?
Сын замолчал, потер переносицу. Анна Семёновна вдруг заметила, как он постарел за последний год. Виктору уже тридцать три, а она всё ещё видела в нём мальчишку, который прибегал из школы и рассказывал про драки и двойки.
— Мам, я не хотел тебя обидеть, — наконец сказал он. — Просто… у меня сейчас сложный период. С Ирой расстались, на работе проблемы. А психолог сказала, что мне нужно проработать детские травмы.
— Травмы? — переспросила Анна Семёновна. — Какие травмы, Витя? Что я тебе такого сделала?
— Мам, ну ты же знаешь… Ты всегда была слишком… опекающей. Помнишь, как в институте звонила каждый день, спрашивала, поел ли я, не замёрз ли? Как подружилась с моей соседкой по общежитию и просила за мной присматривать?
Анна Семёновна прислонилась к стене. Да, она помнила ту соседку, Таню. Хорошая девушка, из простой семьи. Она угощала её пирожками, просила иногда Ванечку покормить, если он забывал поесть. Разве это плохо?
— А помнишь, — продолжал Виктор, заходя в комнату, — как приезжала каждые выходные? Привозила банки с борщом, бельё стирала? Ребята надо мной смеялись.
— Я хотела помочь, — прошептала она. — У меня ведь только ты с Людой. После того, как папа умер…
— Вот именно! — вспыхнул сын. — Ты вылила на нас всю свою нерастраченную любовь! А мы задыхались! Люда хоть замуж вышла, уехала, а я…
— А ты что? Я тебе что-то запрещала? Мешала жениться?
Виктор опустился на диван, закрыл лицо руками.
— Мама, ты не понимаешь. Да, ты ничего прямо не запрещала. Но ты всегда была рядом! Всегда! Моих девушек кормила, опекала, а потом они чувствовали себя ненужными. Зачем им я, если у меня есть мама, которая всё за меня решает?
— Ира тоже так считала?
— Ира… — он тяжело вздохнул. — Ира сказала, что я несамостоятельный. Что в тридцать три живу с мамой, как школьник. Что мне пора бы уже взрослеть.
Анна Семёновна медленно прошла на кухню, включила чайник. Руки дрожали, едва удавалось поставить чашки на стол. Виктор пошёл за ней, остановился в дверях.
— Мам, я не хотел тебя ранить. Честно. Но мне нужно было это высказать, понимаешь? А в интернете как-то проще. Люди делятся опытом, советуют…
— И что же они тебе посоветовали? — спросила она, не оборачиваясь.
— По-разному. Кто-то говорит, что надо съезжать от родителей. Кто-то — что границы ставить. А кто-то пишет, что у них самих такие же проблемы.
Анна Семёновна разлила чай, добавила сахар. Вспомнила, как двадцать лет назад так же стояла на этой кухне и заваривала чай Сергею, когда ему было плохо после химии. Как он просил её не уходить, держал за руку и говорил: «Анюта, обещай, что будешь беречь детей. Обещай, что не дашь их в обиду».
— Мам, что с тобой? — встревожился Виктор. — Ты плачешь?
Она и не заметила, как слёзы покатились по щекам. Вытерла их рукавом халата, повернулась к сыну.
— Витя, может, ты и прав. Может, я действительно перестаралась… Просто я боялась. После смерти папы я так боялась вас потерять. Боялась, что не справлюсь одна. Что не заменю вам отца.
Сын подошёл ближе, неловко обнял за плечи.
— Мам, ты справилась. Мы выросли нормальными людьми. Но теперь мне нужно научиться быть взрослым по-настоящему.
— Значит, ты съедешь?
— Не знаю пока. Возможно. Надо подумать.
Они пили чай молча. Анна Семёновна смотрела на сына и пыталась представить, каково это — остаться в квартире одной. Никого не будить по утрам, не готовить ужин на двоих, не спрашивать, когда вернёшься. Страшно было, но в то же время… свободно?
— А что Люда сказала? — спросил Виктор.
— Расстроилась. Хотела приехать, защищать.
— Ну да, она у нас боец. — Он криво улыбнулся
