Мой сын с женой мечтали о детях годами. Пройдя через десятилетие бесплодных попыток, они усыновили трёхлетнего Егорку — смышлёного мальчишку с озорными глазами, напоминающего юркого воробья. Я помогала им как могла: сидела с внуком, готовила борщи, делилась опытом.
Но постепенно невестка Ольга стала срываться. То крикнет: «Да замолчишь ли ты, бесёнок!», то заперла его в комнате за разбитую чашку. Сын Игорь оправдывался: «Своя кровь не довела бы до такого». Когда я вступилась, Ольга фыркнула: «Хватит нянчиться — сами разберёмся».
Вчера объявили: хотят отказаться от мальчишки. Будто обухом по голове! Умоляла забрать Егорку к себе — отрезали: «В ваши-то годы? Да вы с ума сошли!» По статье 140 Семейного кодекса, отмена усыновления возможна при жестоком обращении или безответственности приёмных родителей. Но разве это выход?
Психологи предупреждают: каждый второй возврат в детдом ломает ребёнку жизнь. Егорка уже зовёт их «мама» и «папа», учит стихи к утреннику. А они собрались вычеркнуть его, как ошибочную покупку.
Думаю, пора стучаться в двери — к районному психологу, в органы опеки, к батюшке в храм. Может, чужой голос достучится? Ведь даже сорванцу с трудным характером нужна своя крепость — дом, где дверь не захлопнется перед носом.
