В тихом городке под Казанью, где все друг друга знают, а жизнь течёт неспешно, нашу семью ждало испытание, перевернувшее всё с ног на голову. Когда мы с мужем, Дмитрием, брали ипотеку на квартиру, казалось, всё под контролем. Но судьба подкинула сюрприз: Дмитрий внезапно остался без работы. Я трудилась удалённо бухгалтером, но моей зарплаты хватало только на еду для нас и двоих малышей. Накопления таяли, а платить за ипотеку и детский сад становилось невмоготу. Тогда свекровь, Галина Петровна, предложила переехать к ней в трёшку, а нашу квартиру сдать. Скрипя сердцем, мы согласились.
У свекрови жили не только мы: одну комнату занимала сестра Дмитрия, Людка, с её бойфрендом, а нам выделили третью. Наша комната была размером со шкаф — еле втиснули кровать, детский диванчик и комод. Первые дни прошли тихо, но как только Дмитрий ушёл искать работу, на меня ополчились. Свекровь с Людкой не стеснялись: «нахлебница», «тунеядка», «дармоедка» — эти слова на меня сыпались, как горох на тарелку. Я стискивала зубы, но обида грызла изнутри.
Я — дармоедка? Хотя именно моя доля от продажи родительской квартиры пошла на первоначальный взнос по ипотеке! Но словесные пытки были только началом. Галина Петровна с Людкой могли «случайно» вылить мой крем, испортить помаду или швырнуть мою одежду в лужу. Стирать разрешали только руками, чтобы «не мотать свет». Сушить бельё приходилось на батарее в нашей каморке — балкон был в их зоне. С едой вообще кошмар: деньги на продукты отдавали свекрови, но стоило Дмитрию выйти на новую работу, как каждый кусок хлеба мне ставили в упрёк. Спасало только то, что детей кормили в садике. Я старалась не показываться на кухне, пока муж не вернётся.
Работать дома было пыткой. Людка с её кавалером включали музыку на полную громкость, явно мне назло. Я сидела в наушниках, пытаясь сосредоточиться, но их хохот и крики пробивали даже шумоподавление. Я умоляла Дмитрия поговорить с ними, но он только отмаскивался: «Сейчас испытательный срок, платят мало, но скоро всё наладится». Он не видел, как его родня превращает мою жизнь в ад — при нём они вели себя, как ангелы, мило сюсюкаясь с детьми.
Но однажды правда вылезла наружу. Дмитрий заболел и остался дома, никого не предупредив. Я отвела детей в сад и вернулась — и тут же нарвалась на новое унижение. На пороге меня перехватил Людкин сожитель, здоровый детина по кличке Гриша. «Эй, шуруй за пивом!» — гаркнул он. Я отказалась, и он, не выбирая слов, начал орать, что я никто и звать меня никак. Когда я попыталась пройти в комнату, он схватил меня за руку и прошипел: «Не выполнишь — будешь ночевать на лестнице, как бродячая собака!» Тут из кухни вышла свекровь. С ядовитой усмешкой она добавила: «Да и мусор вынеси, раз уж ты тут бесплатная прислуга!»
В этот момент дверь распахнулась. Лицо Дмитрия пылало от ярости. Свекровь мгновенно юркнула на кухню, а Гриша побледнел, будто увидел привидение. Дмитрий схватил его за шкирку и выкинул на лестницу, как мешок с картошкой. «Ещё раз услышу такое — и вы меня больше не увидите. Никогда!» — бросил он, хлопнув дверью. Свекровь запричитала, схватившись за сердце, но Дмитрий лишь бросил на неё ледяной взгляд.
В тот же день он позвонил нашим арендаторам и потребовал освободить квартиру к концу месяца. Как только те съехали, мы с облегчением вернулись домой. Но Дмитрий решил, что этого мало. Чтобы разорвать связь с роднёй, он продал свою долю в трёшке семье с Урала. Жить в такой «коммуналке» свекрови и Людке стало невмоготу — в итоге они променяли свою часть на однушку на окраине.
Проклиная нас, Галина Петровна вычеркнула Дмитрия из жизни. Она больше не звонит, не пишет — будто у неё и не было сына. Но, к моему удивлению, Дмитрий только облегчённо вздохнул. «Они отравляли нам жизнь, — сказал он. — Теперь мы наконец свободны». И я вижу, что он прав: наш дом снова стал нашей крепостью, а тяжёлое прошлое осталось позади.
