Мой сын и его жена решили продать дачу, которую я им подарила, разбив мне сердце.
Когда мой сын Артём сообщил, что женится на Алине, я обрадовалась. Три года прошло с тех пор, как я овдовела, и одиночество давило на меня, словно тяжёлый камень. Живя в маленьком городке под Казанью, я мечтала сблизиться с невесткой, помогать растить внуков, снова ощутить семейное тепло. Но всё пошло не так, и теперь их решение продать мою дачу стало последней каплей, переполнившей чашу моего терпения.
С Алиной у нас с самого начала не заладилось. Я старалась не лезть в их жизнь, хотя многое в её поведении меня раздражало. Их квартира вечно была в беспорядке — Алина ленилась даже протереть пыль. Я молчала, боясь ссоры, но в душе тревожилась за сына. Больше всего меня огорчало, что она почти не готовила. Артём питался то пельменями из магазина, то перекусами в кафе. Я видела, как он тянет всё на своей зарплате, пока Алина тратит свои скромные деньги на маникюры и новые платья. Но я сдерживалась, чтобы не испортить отношения.
Чтобы поддержать сына, я стала звать его к себе после работы. Готовила его любимые блюда — щи, драники, пироги с капустой, — надеясь, что он вспомнит вкус родного дома. Перед днём рождения Алины я предложила помочь с приготовлением ужина. «Не надо, — отрезала она. — Мы заказали столик в кафе. Я не собирается париться на кухне в свой праздник». Её слова укололи. «В моё время мы всё делали сами и не жаловались» — возразила я. Алина вспыхнула: «Хватит считать наши деньги! Мы вас ни о чём не просим!» Я замолчала, но её высокомерие ранило меня.
Прошли годы. Алина родила двоих детей — моих любимых внучек, Катю и Соню. Но их воспитание повергало меня в отчаяние. Девочки росли избалованными, им ни в чём не отказывали. Они засыпали далеко за полночь, уткнувшись в телефоны, не зная, что такое дисциплина. Я боялась высказаться, чтобы не потерять их. Молчание стало моей защитой, но оно же медленно съедало меня изнутри.
А недавно Артём огорошил меня новостью, от которой я до сих пор не могу оправиться. Они с Алиной решили продать дачу, которую я подарила им полгода назад. Этот домик среди сосен на берегу Волги был для нас святым местом. Мой покойный муж, Сергей, обожал его. Мы проводили там каждое лето, сажали картошку, ухаживали за яблонями. После его смерти я ещё несколько лет ездила туда, но сил справляться с участком уже не было. С тяжёлым сердцем я передала дачу Артёму, веря, что он будет приезжать туда с семьёй, что внучки будут бегать по траве и купаться в реке.
Но Алине дача не понравилась. «Туалет во дворе, воду из колодца носить — это не отдых, — заявила она. — Лучше на Кипр поедем!» Артём поддержал её: «Мам, кому это сейчас нужно? Продадим и съездим за границу». У меня перехватило дыхание. «А как же память об отце? — вырвалось у меня. — Я думала, вы будете здесь вместе с детьми!» Но сын лишь пожал плечами: «Нам это неинтересно».
Моё сердце разрывается. Эта дача — не просто участок земли, а часть нашей семейной истории, воспоминания о смехе Сергея, о его мечтах, чтобы дети и внуки полюбили это место так же, как он. А теперь его продадут, словно старую мебель, ради недели на курорте. Я чувствую себя преданной — не только сыном, но и собственной наивностью. Я молчала годами, чтобы не разрушить семью, но теперь понимаю: моё молчание лишь позволило им забыть о том, что по-настоящему важно. И эта боль, кажется, никогда не утихнет.
