Я хочу отправить сына к бывшему мужу. Мальчик совсем от рук отбился, я больше не в силах с ним справиться.
Моему сыну двенадцать. Если бы десять лет назад кто-то сказал, что я захочу отправить ребёнка к отцу, рассмеялась бы в лицо такому предсказателю. Теперь же стою над бездной, задыхаюсь от беспомощности и чувствую, как силы покидают меня с каждым днём. Тону, и никто не протянет верёвку.
Мой Сашка стал чужим. Спорит из-за каждой мелочи, дерется в школе, тащит в дом вещи, которые ему не принадлежат. А потом с наглой усмешкой заявляет: «Не украл — взял на время». Телефон не умолкает: то учительница звонит, то завуч, то разгневанные родители. Каждый звонок — будто ножом по сердцу, каждый день — как хождение по углям.
С Димой мы развелись давно. Бабушка живёт через два дома, в нашем посёлке под Череповцом, но помощи от неё — ноль. Только упрёки да «наставления», от которых кровь стынет. Забегает на полчасика, отчитает меня — и снова исчезает, оставляя за собой горький шлейф. Так что вся ответственность — на мне. Кричу, рыдаю, лишаю карманных денег — всё тщетно. Смотрит на меня вызывающе, усмехается, будто знает: все мои угрозы — пустой звук.
Неделю назад — новый скандал. Обнаружила в его рюкзаке чужой телефон — явно дорогой, не наш бюджетный вариант.
— Саша, это откуда? — спросила я, впиваясь в него взглядом, где кипели гнев и отчаяние.
— Нашёл, — бросил он, даже бровью не повёл.
— Где нашёл?
— Во дворе.
— В каком дворе, ёлки-палки?! Говори нормально, сорвиголова! — сорвалась я. — Это же воровство!
— Не воровство, — спокойно парировал он. — Подобрал.
— И что дальше собирался делать?
— Ничего, — пожал плечами. — Просто посмотреть.
Внутри всё закипело, будто самовар перед свистом.
— Ты вообще понимаешь, что так нельзя? Завтра же отнесешь в школу!
Он упёрся взглядом в пол, руки сжались в кулаки.
— Не пойду.
— Как это не пойду?! — закричала я, чувствуя, как теряю контроль. — Ты мне тут не командуй!
— Не пойду — и всё.
Слёзы хлынули сами, а он развернулся и ушёл в комнату, будто ничего не случилось. Будто моё горе — пустяк, недостойный внимания.
На следующий день позвонила Диме. Голос дрожал, но выложила всё как есть:
— Речь о Саше. Не справляюсь. Ворует, хамит. Может, заберёшь его? Ему нужен мужской контроль. Боюсь, сломаем его, если сейчас не вмешаемся.
Он замер в тишине. Потом тяжко вздохнул:
— Алён, ты же знаешь — я сменами работаю. Когда его воспитывать?
— А у меня, по-твоему, времени вагон?! — взорвалась я. — Одна! Бабка только пилит, что я мать никудышная. Ты занят, я в петле — хоть кто-то поможет?
— Но ты же… — начал он.
— А ты отец! — перебила я. — Вместе делали — вместе отвечать должны!
Помямлил что-то про «обдумать» и бросил трубку. А вечером явилась бабушка. Решилась ей рассказать — и попала в ад.
— Ты вообще в своём уме?! — завопила она, едва я рот открыла. — Диме ребёнка подкинуть? Да как ты посмела?
— Мам, сдаюсь. Нет больше сил.
— Сдаёшься? Родила — терпи! Кто ж дитя родное, как вещь, перекидывает?
— А ты хоть раз поддержала? Только пилишь да учишь! — выдохнула я. — Тащу всё одна — ни мужа, ни матери, ни души рядом!
Хлопнула дверью, оставив меня в пустой кухне. Может, и правда я плохая мать? Может, сама виновата, что Сашка ожесточился? Но потом думаю: я же не робот. Устала быть и мамкой, и папкой, устала тащить этот воз одна. Да, я родила его, но Дима — отец. Почему я должна горбатиться за двоих?
С тех пор Сашка молчит, заперся в комнате, будто я проказа. А я жду звонка. Решила: если Дима не перезвонит до пятницы — сама наберу. Может, сжалится? Или искать силы в себе? Не знаю. Хочу спасти сына, но сама погружаюсь в трясину. Крикнуть некому. Что делать?..
