“Сынок, пожалуйста, позаботься о своей больной сестре. Не бросай её!” прошептала мама, и каждое слово резало ей грудь.
“Слушай меня, сынок…” её голос был едва слышен.
Болезнь безжалостно пожирала её. Она лежала в постели, исхудавшая, почти прозрачная. Артём её не узнавал. Раньше она была сильной, улыбчивой, полной жизни. А теперь…
“Артём, прошу, не бросай Машеньку… Она беззащитная. Она не такая, как все, но она наша. Обещай мне…” Мама сжала его руку с неожиданной силой. Откуда в ней столько сил?
Артём поморщился. Взгляд его скользнул к старшей сестре, Машеньке, которая играла в уголке их маленькой квартиры в Нижнем Новгороде. Ей уже за сорок, а она всё возилась с куклами, напевая что-то невнятное. Улыбалась, будто не перед лицом смерти, а на празднике.
У Артёма всё было схвачено: своя строительная фирма, дорогой внедорожник, большой дом на Волге. Но там не было места для Машеньки. Дети его её боялись, а жена, Светлана, называла её “ненормальной”. Хотя Машенька была тихая, весёлая, беззлобная.
“Ну… ты же понимаешь… у меня семья… а Машенька… она…” забормотал он, пытаясь высвободить руку из маминой хватки.
“Сынок, отцовский дом твой. А для Машеньки я оставила трёхкомнатную квартиру. Всё оформлено.”
“Откуда деньги?!” Артём и Светлана переглянулись, их лица озарились жадным удивлением.
“Я ухаживала за старой учительницей… Носила ей еду, лекарство… Она была добрая. Не думала, что оставит мне квартиру. Оформила на Машеньку, чтобы у неё был угол. Но ты… ты присмотри за ней, ладно? Потом достанется твоим детям. Кто знает, сколько она проживёт…”
В ту ночь мама умерла.
Машенька будто не понимала, что осталась одна. Артём сразу забрал её к себе и начал ремонт в её квартире.
“Зачем ей столько места? Пусть живёт у нас. А квартиру сдадим.”
Светлана сначала не возражала. Машенька не мешала: целыми днями играла, смеялась. Но её странности пугали Светлану. “Сегодня тихая, а завтра?”
“Потерпи немного”, просил Артём. Но через полгода, с помощью знакомого нотариуса, он переоформил родительский дом и квартиру сестры на себя. Обманом заставил Машеньку подписать бумаги, ничего не объясняя.
Тогда начался ад.
Пока Артём был на работе, Светлана издевалась над Машенькой: кричала на неё, запирала в комнате, иногда кормила кошачьим кормом. Он находил её плачущей, испуганной. Однажды Светлана ударила её. Машенька, в ужасе, описалась.
“Ты не только дурочка, но ещё и обоссалась?! Вон из моего дома!”
Она швырнула её вещи в мешок и вытолкала за дверь.
“Где Машенька?” спросил Артём вечером, растягиваясь в постели.
“Ушла!” закричала Светлана. “Обмочилась, потом заперлась в комнате. А когда я открыла убежала с сумкой. Я за псиной бегать не буду!”
Артём промолчал. Потом сказал: “Ну и ладно, раз ушла…” и включил телевизор. “Кстати, нашёл арендаторов.”
Ночь была долгой. Он думал о Машеньке. Где она? Она как ребёнок, беспомощная. Под утро он уснул и увидел маму во сне:
“Я просила тебя, сынок…” сказала она из гроба, грозя пальцем.
Сон преследовал его неделями. Он не выдержал. Через два месяца позвонил крёстной, Анне:
“Что, Артём, совесть замучила?” холодно ответила она. “Хорошо, что я к маме твоей заходила. Нашла Машеньку перепуганную, забрала к себе. Я её держу. Мне её квартира не нужна. А ты живи со своим стыдом!”
“Ох, крёстная…” пробормотал он, бросая трубку. Он почувствовал облегчение: Машенька была в безопасности.
Но через два месяца она умерла от той же болезни, что и мама. Артём не пришёл на похороны были “срочные дела”.
Прошло десять лет. Теперь Артём лежал больной, измученный болью и угрызениями совести. Светлана жила с другим. Дети навещали редко, брезгливо морщась: “Ты пахнешь болезнью…”
Однажды Светлана вошла с бумагами:
“Подпиши, разберёмся с фирмой.”
Он подписал. Позже понял: это был договор дарения дома. Потом фирмы. Слишком поздно. Он вспомнил маму и Машеньку. По щекам покатились слёзы.
“Простите меня…” прошептал он в пустоту, которая его поглощала.
