У меня два сына, трое внуков, две невестки… а живу я, словно одинокая старушка. Сколько лет я верила, что вырастила сыновей, которые станут мне опорой на склоне лет. Но судьба распорядилась иначе. Как только схоронила мужа, так и осталась одна — пять долгих лет ни звонка, ни весточки, ни визита. А стоило только обмолвиться, будто квартиру хочу оставить племяннице, так они тут же, будто по волшебству, объявились.
Родила я двух мальчишек, думая, что сыновья — это навсегда, что в старости не останусь без поддержки. Всю жизнь с мужем старались: растили в любви, учили, помогали встать на ноги. Пока отец был жив — хоть изредка, да заглядывали. Но как только его не стало, будто и меня для них больше нет.
Живут же они в этом же городе, от меня — сорок минут на трамвае. Оба семейные, у каждого своя жизнь. Трое внуков у меня, а младшую даже в глаза не видела. После перелома ноги хожу с трудом, а дозвониться к ним — будто в стенку горох: то заняты, то перезвонят, но слова своего не держат. Привыкла уже, что их обещания — пустой ветер.
Как-то соседи сверху затопили — позвонила старшему, Игорю. Не взял трубку. Младшему, Алексею, набрала — пообещал прийти, да так и не появился. А ведь дело-то пустяковое — пятно на потолке закрасить. Пришлось мастера нанимать. Не рублей жаль — а того, что родные дети и часа для матери выкроить не могут.
Когда холодильник сломался, опять к ним обратилась: «Съездите со мной, а? Боюсь, меня обманут в магазине». А они: «Мам, не переживай, тебе там всё объяснят». В итоге поехала с братом да с его дочкой, Наденькой.
А потом эта пандемия началась. Тут-то они и вспомнили, что у них мать есть. Раз в месяц звонили, наставляли: «Не выходи», «Еду заказывай», «Береги себя». Да только я не умела телефоном-то толком пользоваться. Всё Надя показала: и как продукты заказать, и лекарства принесла, и сидела со мной, когда грипп подхватила. Каждый вечер звонила: «Тётя Катя, как самочувствие?» И стала она мне ближе родных детей.
Праздники теперь провожу с братом и его семьёй. А Надина дочка меня бабушкой зовёт. И вот осенило меня: пусть сыновья у меня есть, но родной душой стала племянница. Она ничего не просит. Просто рядом. Заботится.
Вот и решила: раз сыновья забыли, что у них мать жива, пусть квартира достанется той, что в трудную минуту не отвернулась. Оформила завещание на Надю. Она об этом и не догадывалась. Просто хотела отдать добро тому, кто по-настоящему меня поддерживал.
Но, видно, кто-то проболтался. В тот же день Игорь набрал — голос дрожащий, зло сквозит: «Это правда, что квартиру отдаёшь?» Когда подтвердила, кричать начал: «Ты вообще в своём уме? Это же наше наследство!» Трубку бросила.
А вечером — звонок в дверь. Оба стоят, с пирогом, с внучкой. Улыбаются натянуто. А потом пошло-поехало: «Ты не права», «Она тебя выставит», «Мы же твои дети», «Как ты могла чужой отдать?» Выслушала всё молча. А потом сказала: «Спасибо за заботу. Решение своё я уже приняла».
Ушли, хлопнув дверью. Сказали, раз подпишу бумаги — могу забыть про помощь, да и внуков мне больше не видать. Только, милые мои, я и так давно от вас ничего, кроме холодности, не вижу. Пришли через пять лет — и то лишь тогда, когда квартиру почуяли. Не меня потеряли — имущество.
Не жалею. Если Надя, не дай Бог, окажется неблагодарной — значит, такова моя участь. Но сердце подсказывает: она — честная, добрая, настоящая. А вы… Теперь живите с этим. Если совесть ещё осталась.
