Табурет, верёвка и ложные намерения

Артём запоздало сообразил, что стоит на табуретке с верёвкой в руках, и вся эта картина выглядит крайне подозрительно.

Он сидел на кровати в одних трусах, свесив ноги. Опять почудилось, будто кто-то зовёт:
— Артём, сынок… Артём…

Почти каждую ночь он просыпался от этого голоса. Понимал, что мать не может его звать — она умерла три недели назад. Но всё равно прислушивался, замирал, ждал.

Последние полгода она не вставала. Артём перешёл на удалёнку, чтобы быть рядом. Пробовал нанять сиделку, но та через три дня сбежала, прихватив все деньги и бабушкины золотые серёжки. Больше экспериментов не ставил.

Работая за ноутбуком, он вполуха ловил каждый шорох, бросался к матери по первому зову. Уставал так, что порой засыпал прямо на клавиатуре. В ту ночь он тоже вскочил от её голоса, влетел в комнату — а она уже не дышала. Он рыдал и просил прощения за то, что вместе с горем почувствовал облегчение. Отмучилась.

Но вот уже три недели он жил один, а радости не ощущал — только пустоту.

Она всегда была бодрой, напевала, когда гладила бельё или мыла пол. Казалось, так будет всегда. Артём не мог представить, что она будет медленно угасать.

Спать больше не хотелось. Глянул на часы — полседьмого. За окном — серая осенняя муть, просочившаяся и в комнату, вымывшая все краски. Тишина, пустота, уныние.

Артёму казалось, что и он сам стал серым, безжизненным. Он встал, натянул спортивки и подошёл к двери в её комнату. Заходил туда всего раз — когда выбирал платье на похороны. Резко распахнул дверь. В нос ударил знакомый запах — лекарства, больное тело, тлен. Не глядя на пустую помятую постель, подошёл к окну, дёрнул штору и распахнул его.

В комнату ворвался свежий воздух, смешанный с шумом просыпающегося города. И странное дело — комната ожила, краски стали ярче. Артём ощутил прилив сил. Он сдёрнул постельное бельё, швырнул его на пол. Туда же полетел мамин халат, висевший на стуле, будто ждавший её возвращения. Набралась внушительная куча — он запихал её в стиралку.

Вернулся с вёдрами и одним махом смел в них все пузырьки с таблетками, стакан, из которого поил мать. Застелил кровать покрывалом, вытер пыль, вымыл пол. Комната не стала уютнее, но дышать стало легче. Воодушевлённый, он зачистил всю квартиру.

Глядя на результат, Артём удовлетворённо потянулся к окну, пока грелся чайник. Солнце, словно вдохновившись его энергией, пробило серую пелену — вдали появилась узкая полоска голубого неба. Настроение улучшилось.

Холодильник был пуст. Артём не помнил, когда ел в последний раз. Мать могла питаться только жидкой перетёртой едой, сил готовить что-то для себя у него не было. Потом доедал поминальные запасы. Но теперь в холодильнике торчала лишь полупустая банка с огурцами, покрытая плесенью. И бутылка прокисшего молока. Всё — в мусорку.

Пришлось обойтись крепким кофе. Но от него скрутило желудок. Артём накинул куртку, сунул в карман карту и вышел выбросить пакет. Заодно зашёл в магазин — купил хлеб, молоко, пачку макарон, полпалки докторской, яблоки… Глаза разбегались, но он сдержался.

Дома сварганил макароны, на ходу умял два бутерброда. Ухом уловил, что стиралка закончила.

Белья было много — ванная не вмещала. Балкона не было. Артём почесал затылок. Решение одно — натянуть верёвку в комнате. Вариантов нет.

Некстати вспомнилась Даша. Девушка была. Встречались два года. Мать не против свадьбы, но Артём тянул. Сам не понимал, почему. Любил, но её напористость его выматывала. Даша постоянно строила планы — где будут жить, сколько детей заведут.

Мать говорила: «Не женишься сейчас — не женишься никогда». Артём сдался. Но тут она заболела, и Даша сама отложила свадьбу. Кому охота возиться с больной свекровью?

Сначала приходила, помогала готовить. Потом звонила всё реже. Потом — вообще пропала. Артём сам ей позвонил, когда мать умерла, позвал на похороны. Даша посочувствовала вяло, но не пришла. Ему, честно, было всё равно.

Артём осмотрелся. Верёвку нашёл в прихожей — мать копила такие вещи «на всякий случай». Один конец привязал к трубе у окна, другой — к гвоздю, вбитому в дверной косяк. Слава богу, они не меняли старые деревянные двери на эти новомодные «под евро».

«Выдержит ли верёвка мой вес?» — мелькнула дурацкая мысль. Артём даже руки опустил.

В подъезде раздались каблуки. Недавно в соседнюю квартиру въехала девушка. Старики, жившие там раньше, сдали квартиру и уехали в деревню.

Он уже слышал её шаги — утром на работу, вечером обратно. Никто её не навещал. В тамбуре витал лёгкий запах её духов.

Но сейчас каблуки замерли у его двери. Артём стоял на табуретке и прислушивался. Вдруг дверь распахнулась, и на пороге появилась стройная девушка. Она уставилась на него круглыми глазами.

Артём запоздало осознал, как выглядит: стоит на табуретке с верёвкой, небрит, в дырявой футболке…

— Дверь открыта, — сказала девушка. — Извините, что отвлекаю, но не поможете?

Артём спрыгнул. Она отшатнулась — ну да, видок у него был тот ещё.

— Что случилось? — буркнул он.

— Ключи, кажется, потеряла, — вздохнула она, копаясь в сумке.

Артём усомнился. Как она тогда в подъезд зашла?

— Нет… — Она подняла на него глаза. — Как теперь домой попаду?

— Вызовите слесаря, — брякнул он.

— Сегодня же воскресенье.

Артём вообще забыл, какой день.

— Ладно, попробую открыть.

Он возился с замком почти час, зато открыл. Девушка (Ольга, как она представилась) поблагодарила, но не уходила.

— Можно у вас покурить?

— Курите, — разрешил Артём, открыОни закурили у окна, и впервые за долгое время Артём почувствовал, что жизнь — это не только серая верёвка, висящая между прошлым и будущим.

Rate article
Табурет, верёвка и ложные намерения