Сегодня перебирала старые записи в дневнике и наткнулась на историю, которая до сих пор отзывается в душе. Никогда не думала, что обычная поездка к свекрови на подмосковную дачу в Кратово перевернёт всю мою жизнь.
Марфа Степановна позвала помочь разобрать вещи перед продажей дома. Казалось бы, рутинное дело. Но именно там, под слоем пыли на чердаке, я нашла то, что разбило мою прежнюю жизнь вдребезги.
— Катя, поднимись на чердак, разбери коробки, — бросила свекровь деловито, будто отдавала приказ.
Я покорно поднялась по скрипучему деревянному трапу. Среди старых альбомов, школьных тетрадей Славика и выцветших фотографий мне попалась толстая медицинская карта. Руки дрогнули, когда я открыла её.
Чёрным по белому: у моего мужа в юности была болезнь, после которой мужчины часто остаются бесплодными. Подписи врачей, печати. Никаких сомнений.
Меня будто обожгло. Двадцать лет брака. Двадцать лет упрёков от Марфы Степановны, которая винила меня в том, что у нас нет детей. А Слава… Он даже не удосужился провериться, хотя я прошла все обследования.
Мы познакомились в МГУ. Он — весёлый парень, душа компании, играл на гитаре у костра. Тогда казалось, это навсегда. До встречи со свекровью.
— Ты слишком высокая для моего сына, — бросила она мне при первой же встрече.
Я старалась не замечать её колкости, но каждое слово било по сердцу. Особенно после свадьбы, когда Марфа Степановна вручила мне распашонку со словами: «Чтоб к следующему Новому году уже с пузиком!»
А я и сама мечтала о ребёнке. Вот только врачи разводили руками: «Вы здоровы». А Слава наотрез отказывался идти к врачу. Ещё и намекал, что, может, это я в юности «что-то натворила».
Я прощала. Молчала. А сейчас на чердаке держала в руках доказательство их лжи.
Слава знал. Его мать знала. И всё равно годами травили меня. Я сунула карту в сумку и поехала к подруге Гале, врачу в Боткинскую больницу.
— Ну вот, — вздохнула Галя, листая страницы. — Теперь всё ясно. И ты столько лет мучилась…
Я молчала. Слёзы душили.
— Разводись, Кать. Ты ещё можешь стать матерью. А он? Он тебя двадцать лет обманывал.
Повод представился на именинах племянницы. Марфа Степановна, как всегда, щеголяла внуками от дочери Лизы. А мне бросила за столом:
— Ну что, Катерина, видно, не судьба тебе детей нянчить. Зато у Лизы уже третий!
Я встала, достала медкарту и положила её перед гостями.
— А когда вы, Марфа Степановна, собирались признаться, что ваш сын бесплоден?
Тишина. Свекровь побелела.
— Врёшь! — прошипела она.
— Пусть все прочитают, — мой голос дрожал.
— Да она знала! — вдруг вскрикнул дядя Миша. — Мне как-то жаловалась…
— И ты знал? — я повернулась к Славе.
Он замялся:
— Думал… само пройдёт…
— Всё, — перебила я. — Подаю на развод.
Он умолял остаться. Особенно после того, как понял, что теряет квартиру в центре, доставшуюся мне от бабушки. Но я была непреклонна.
Прошло полгода. Я уже смирилась, что детей не будет. А потом — новая встреча. Любовь. Через три месяца — две полоски на тесте. Потом свадьба. Сын Дима. Через два года — дочка Маша.
Иногда, глядя на них, я думаю: а могла бы до сих пор жить в той лжи, виня себя. Но я выбрала правду.
Слава так и не женился. Говорят, его мать теперь пилит и его, и дочь — мол, оба жизнь загубили. А в прошлом году я видела его в Измайловском парке. Он стоял в стороне, пока я качала Машу на качелях, а Дима бегал с воздушным змеем. Словно чужой. Потом развернулся и ушёл.
Ушёл туда, где ему уже не было места.
