Загадочный холст
Светлана сидела на заднем сиденье автомобиля, уткнувшись носом в стекло. На душе было легко, будто перед долгожданным праздником — то ли Новый год, то ли именины. Но день рождения у неё зимой, а за окном стоял жаркий июль.
За рулём сидел угрюмый мужчина с мясистым затылком, переходящим в тугую шею. Затылок казался чужим, почти искусственным. Водитель не поворачивал головы, будто шея одеревенела. Девочке вдруг пришло в голову, что это не человек, а заводная кукла. Она приподнялась, пытаясь разглядеть его лицо.
— Сиди! — рявкнул шофёр, не оборачиваясь.
Светлана шлёпнулась обратно на сиденье. За окном мелькали поля, перелески, покосившиеся деревенские избы. Их обогнала пара велосипедистов — мужчина с парнишкой, оба на секунду задержали взгляд на Свете. Сердце ёкнуло: она впервые ехала в чужой город, к бабушке с дедушкой, которых никогда не видела.
— Далеко ещё? — спросила она.
— Нет, — отозвалась мать с переднего сиденья.
— А почему мы раньше к ним не ездили?
Мать пробормотала что-то невнятное.
— А там речка есть?
— Есть. Всё там есть. Хватит трепаться. Приедем — увидишь. — В голосе матери зазвучало раздражение.
Девочка замолчала. В последнее время мать вспыхивала по любому поводу. Так началось после ухода отца — он просто собрал вещи и исчез.
«Скорее бы приехать, — думала Света. — Наверное, это отпуск, раз мама набрала столько вещей, даже мои игрушки. И школьный рюкзак. Зачем рюкзак на каникулах?» Вопросов было много, но спрашивать она не решалась.
Откинувшись на сиденье, девочка затянула под нос песенку.
— Хватит ныть! И без тебя тошнит, — огрызнулась мать. Света смолкла, надувшись.
Въехали в город. Машина остановилась у кирпичной двухэтажки.
— Приехали. Добро пожаловать, — проговорила мать, распахивая дверцу. Но звучало это не радостно, а будто сквозь зубы.
Дом был старый, облупившийся, с двумя подъездами. Ни детской площадки, ни деревьев — только две ржавые лавочки.
Шофёр выгрузил чемоданы и тоже уставился на дом. Мать попросила его подождать, подхватила сумки и направилась к подъезду. Света засеменила следом. Дверь оказалась деревянной, крашеной, без кодового замка.
— Открывай, — буркнула мать.
Девочка рванула вперёд, распахнула скрипучую дверь. На втором этаже мать поставила чемодан, чтобы нажать кнопку звонка, но дверь внезапно отворилась сама. На пороге стояла высокая женщина с колючим взглядом.
Мать переступила порог. Света прижалась к её боку — она догадалась, что это бабушка.
— Чего застыла? Проходи, — сухо сказала женщина.
Девочка не двинулась с места. Из комнаты вышел седой мужчина.
— Твой дед, Николай, — представила мать. — Вот её вещи, вот игрушки, вот обувь…
— Разберёмся, — отрезала бабушка. — Чай хоть попьёшь?
— Нет, такси ждёт.
И тут Света поняла: её оставят здесь. Она вцепилась в мать:
— Мама! Не уезжай! Возьми меня!
— Ты ей не сказала? — укоризненно спросила бабушка.
Мать молча отрывала её пальцы, но Света впилась, как репей.
— Я за тобой вернусь. Хватит! — мать резко дёрнулась, вырвалась и выскользнула за дверь.
Бабушка схватила Свету за плечи. Девочка вырывалась, извиваясь.
— Иди… Уходи! — крикнула бабушка в след.
— Мама! — завопила Света, но дверь уже захлопнулась.
— Светлана, — раздался спокойный голос деда.
Он стоял перед ней, прямой, как столб. Глаза у него были тёплые.
— Пойдём, — сказал он и повёл её в комнату.
Старая мебель, пианино у стены. Тишина, нарушаемая только тиканьем часов. Потом они пили чай с блинами — таких вкусных Света никогда не ела. Позже бабушка вывела её во двор, где играли две девочки, и ушла.
— Ты тут останешься? — спросила одна.
— Нет, мама скоро вернётся, — уверенно сказала Света, но глаза предательски защемило.
Сентябрь наступил, а мать не приехала. Света пошла в школу. Жить с бабушкой и дедушкой оказалось хорошо — они не кричали, не ссорились.
Родители же перед разрывом только орали друг на друга. Потом ушёл отец. Мать стала пропадать по вечерам. Света подолгу стояла у окна, вглядываясь в темноту, пока не появлялось такси. Тогда она зажмуривалась, притворяясь спящей, но сердце колотилось от радости: мама вернулась!
Поначалу она ждала. Потом перестала. Бабушка как-то обмолвилась, что мать «устраивает личную жизнь». Света росла без забот. В восьмом классе бабушка заболела и умерла. Впервые девочка увидела, как плачет взрослый мужчина.
Остались с дедом вдвоём. После школы Света поступила в техникум — уезжать она не могла, не бросишь же старика.
Однажды дед подвёл её к картине на стене. Холст был написан небрежно, какие-то угловатые фигуры.
— Это твоё приданое, — сказал он.
— Это? — удивилась Света.
— Нет. Под ней — икона. Настоящая, намоленная. Стоит больших денег. Если что — продашь. Только не первому встречному. — Он сунул ей бумажку с адресом. — Спрячь. Никому не говори.
Света кивнула, не понимая.
Вскоре объявилась мать — постаревшая, с провалившимся ртом.
— Можно войти? — буркнула она, и Света сразу почуяла знакомое раздражение.
— Явилась? — раздался за спиной голос деда. — Очередной кавалер выгнал?
— Где мама? — спросила гостья, роняя потрёпанную сумку.
— Умерла. Пять лет назад. Тебе не сообщили — адреса не оставила. Зачем приехала?
— Соскучилась. — Женщина оглядела комнату. — Даже эта мазСвета молча отвернулась, глядя, как в окне медленно гаснет последний луч солнца.
