— Опять Григорий храпит! — с досадой подумала Варя. Она сбросила с себя тяжёлую руку мужа и перевернулась на другой бок. Взгляд на телефон подтвердил — второй час ночи.
— Всё, заснуть не получится, а завтра на работу, — злилась Варя. — Опять буду клевать носом. Хотя подъём не ранний — вторая смена, но всё же. Не двадцать лет уже, когда можно танцевать до рассвета и наутро быть свежей, как огурчик. И уж точно не те времена, когда после свиданий под луной не спалось, а в памяти прокручивались каждое слово, сказанное с Гришей. Хотя, если честно, из всех разговоров запоминались лишь обрывки, а на губах играла дурацкая улыбка. И его лицо — такое близкое, родное, мелькало перед глазами, как в старом кино. Серые глаза, ясные, без подвоха…
А Григорий, словно назло, громко кряхнул, не просыпаясь, и снова засопел.
— Ну и что теперь делать? Может, договориться спать в разных комнатах? — думала Варя.
От скуки она начала копить обиды, будто собирала их в огромный товарный вагон плюс ещё тележку из «Пятёрочки». Что её грызло? Злость? Досада? Разочарование?
— Дети выросли. Остались мы вдвоём. Вроде всё хорошо, но… что-то не так. Что именно? — тревожные мысли буравили голову, оставляя дыры, которые теперь не заделать.
В темноте Варя разглядывала мужа. Он мирно посапывал, не подозревая, что стал объектом ночного суда, где все его недостатки множились на два, а достоинства делились на ноль. Хотя, где-то в глубине памяти шевелилось школьное знание — на ноль делить нельзя. Но в чужом глазу и пылинка видна, не так ли?
— Совсем поседел. И живот отвис. Морщины, как реки на карте, пролегли по лбу, выдавая годы, болезни и тяготы. А ведь был красавцем!
— Раньше он встречал меня с работы, целовал в прихожей, снимал пальто. А сейчас? Сидит, пьёт чай, причмокивает так, что аж зубы сводит! Грязные рубашки прячет, а я тайком закидываю их в стиралку. Утром подкладываю чистые — а он ворчит:
— Ты что, опять мои вещи стирала? Давай назад, я ещё не износил!
— И родня его! — мысленно кипятилась Варя. — Всё считали, что я ему не пара. На свадьбе поздравляли одного его, будто я воздух. Даже мои сапоги считали! А я-то работала, одевалась в «Секонде», а шила мне подруга по журналу «Бурда». А он? Только отмахивался:
— Да брось, это они от зависти.
— А помнишь, как Лиза болела? — продолжала самокопание Варя. — Всё на мне было: больницы, врачи, поездка в Москву. Я не спала, боялась худшего. А он? Молчал. Не обнял, не сказал: «Всё будет хорошо».
Но потом, когда страшное осталось позади, они плакали вместе, просили прощения…
— А как ухаживал! — сердце дрогнуло. — Помню, шла по улице, рыдала. Дождь лил, зонта не было. Платье прилипло, волосы мокрые. Горе? В университете сбор на подарки преподавателям — 50 рублей с человека. У меня не было. Мать отказала:
— Учись лучше, а не подлизывайся!
Стипендию я отдавала, а на еду получала 10 рублей в неделю. «Зачем больше?» — считали родители.
В тот вечер у меня в кармане было 23 рубля 50 копеек — не ела в столовой, чтоб скопить. Бабушка дала 20, но и это не спасало.
И тут над головой раскрылся зонт.
— Девушка, что одна по ночному городу? — мужской голос.
— Отстаньте! — буркнула я.
— Да я просто платок предложить хотел. Вот, чистый.
Он достал большой клетчатый платок — пахло одеколоном. Я его потом выстирала и храню до сих пор.
— Откуда он узнал, что я плачу? Дождь же… — удивлялась Варя.
— Сердцем почувствовал, — признался потом Гриша. — Разве мог оставить такую красавицу одну?
— Меня зовут Варя.
— А я — Григорий. Пойдёмте в кафе, согреетесь.
Он угостил чаем, выслушал и дал 50 рублей:
— Возьмите. Не из-за денег же плакать.
Через неделю я вернула ему купюры. Он обиделся:
— Мужчина должен быть нужным. Спасибо, что позволила мне это почувствовать.
Больше мы об этом не говорили.
За окном светало. Варя вспоминала их жизнь — радости, потери, ссоры, примирения. Дети выросли, разлетелись. И теперь она лежала без сна, думая: как они там, без родителей?
— Да что я ною? — вдруг осенило её. — Сама-то вся в морщинах, а требую, чтоб он выглядел, как юноша!
Григорий повернулся, обнял её во сне, притянул и чмокнул в затылок. И вдруг стало так легко, будто камень с души упал.
Ведь главное — чтобы любили. Чтобы носили твои капризы на своих плечах, называли «моя девочка» и вытирали слёзы тем самым платком.
Утром Варя зашла на кухню.
— Проснулась, соня? — Григорий поцеловал её. — Ты меня сегодня разбудила в шесть — мурлыкала, как наш кот Барсик.
— То есть я храпела? — ахнула Варя.
— Ну, скажем так, мелодично сопела. Ты разве не знала?
— Нет…
Вот так всегда: в чужом глазу соринку видим, а в своём и бревна не замечаем.
Может, стоит для начала в зеркало посмотреть?
А все проблемы решаются, если есть рядом человек с зонтом.
