Иногда судьба подкидывает испытания, к которым душа не готова. Не оправдываю обман, но иного выхода не оставалось. Мы с Дмитрием Петровым прожили бок о бок больше пятнадцати лет. Трое ребятишек — Артём, Полина, Ксюша. Прошли сквозь нищету, бессонные ночи, долги, переезды из Самары в Краснодар. Всё выдержали, ведь держались друг за друга. И вот, едва выбравшись из декрета, когда жизнь начала налаживаться, тест упрямо показал две полоски.
Сперва решила — бракованный. Как? Почему именно сейчас? Стояла в хрущёвской ванной, сжимая пластмассовую полоску, и думала: опять… Снова пелёнки, колики, вечная усталость.
Знала реакцию супруга. Он не жестокий. Просто прагматик до мозга костей. Холодный расчётливый ум. Да на третьего-то еле уговорила. Не от отсутствия любви — цифры в его голове кричали громче чувств. Четвёртый ребёнок, да ещё когда только расплатились с ипотекой за трёшку в спальном районе — для него катастрофа.
Но судьба подбросила двойной удар. На первом УЗИ в женской консультации на Уралмаше врач ахнула: «Близнецы! Девочка и мальчик!»
Словно обухом по голове. Доктор что-то щебетала про риски, тыкала пальцем в экран, а я лишь чувствовала, как холодеют ладони. Мир поплыл, будто после стакана самогона.
Дома молчала неделю. Пока за щи с квашеной капустой не проронила:
— Дим, я… в положении.
Он замер. Ни криков, ни упрёков. Просто стиснул вилку, будто хотел её сломать. Потом глухо:
— Справимся. Лишь бы не двойня.
Тогда, пытаясь подготовить, соврала:
— В поликлинике видела Людку Смирнову. У неё тоже трое, а теперь двойняшек ждёт.
Он фыркнул, но глаза выдавали панику:
— Пятеро? Совсем крыша поехала? У нас такое случись — сразу на аборт. Безумие.
С той минуты затаила правду. Не врала — просто опускала детали. Искала льготы для многодетных, подсчитывала, сколько уйдёт на смеси и памперсы. Мысль, что он заставит избавиться от малышей, грызла как мышь сухарь.
На втором скрининге в 20 недель он сам вызвался ехать. В кабинете врач, щёлкая мышкой, бодро объявила:
— Два сердечка бьются! Поздравляю — мальчик и девочка.
Воздух застыл в лёгких. Дмитрий побледнел, будто призрака увидел. Молча вышли, сели в старенькую Ладу. Спустя полчаса тишины спросил:
— Ты знала?
— Нет, — соврала я, глядя на ржавый забор за окном. — Говорили, срок мал, могли ошибиться…
Не поверил. Видела по взгляду. Но скандалить не стал — ушёл в себя. Дня три ходил мрачнее тучи. А потом… Будто переключил тумблер.
Стал рассказывать детям про «двух новых пупсиков», рылся на Avito в поисках двойной коляски, ночами читал форумы отцов. Через месяц заговорил о переезде. Я недоумевала — откуда деньги? Но тут пришло письмо: тётя Катя из Твери оставила мне в наследство ветхий домик на окраине. Продали квартиру, вложились в ремонт.
Родила в прошлом месяце. Машеньку и Мишеньку. Дмитрий стоял у кресла в родзале, сжимал мою руку, а когда акушерка вручила ему сына — разревелся как ребёнок. Ни с Артёмом, ни с девочками не видела в нём такой нежности.
Теперь носит близнецов на руках, напевает «Спят усталые игрушки», сам гладит распашонки. Старшие таскают бутылочки, гордятся ролью нянек. Дом наполнился смехом, тем самым, о котором я грезила в юности.
Но камень на душе остался. Он не знает, что я солгала тогда. Для него правда — как икона в красном углу. А я предала её, спасая наших детей.
Когда он качает Мишутку, шепчу себе: «Правильно сделала». Видя, как он целует крохотные пальчики, верю — да. Но если узнает… Простит ли? Или рухнет наш хрупкий мир, будто карточный домик?