Во сне, где границы реальности тают, я складывала вещи в чемоданы, собираясь переехать к любимому, как вдруг резкий стук в дверь всколыхнул прошлое. На пороге стоял Игорь — человек, разбивший мне сердце, ушедший к другой и оставивший лишь пепел воспоминаний. Его появление, будто тень из забытого кошмара, разметало пыль на старых ранах. Он принёс предложение, от которого мир вокруг поплыл, как марево.
Я стояла среди коробок в своей квартире в тихом городке на берегу Оки. Каждая вещь казалась обломком прежней жизни. Мои мысли были о Дмитрии — человеке, который терпеливо собирал мои осколки после бегства Игоря. Он не был идеален, но был надёжным, как крепкий дуб. Стук повторился — настойчиво, тревожно. Я не ждала гостей, тем более его.
Дверь открылась, и я застыла. «Игорь?» Передо мной стоял он — с сединой у висков и тенью в глазах, которые когда-то были мне родными. «Лариса, — голос его дрогнул. — Можно войти?» Рука сама потянулась захлопнуть дверь, но ноги отступили, впуская призрак.
Он вошёл, бегло окинул взглядом комнату, замер у коробок. «Переезжаешь?» — спросил, хотя ответ лежал на поверхности. «Да. К Дмитрию. Что тебе нужно, Игорь?» При упоминании другого имени губы его дёрнулись, но он мгновенно скрыл это под полуулыбкой. «Хорошо. Рад, что ты не одна». Молчание повисло тяжёлым пологом, будто перед грозой.
«Лариса, — наконец выдавил он, — я бы не пришёл, если б не крайность. Знаю, не имею права просить, но… мне нужна твоя помощь». Я скрестила руки, ожидая удара. «Какую?» Он замялся, потом выдохнул: «Та женщина… умерла. Осталась дочь, Алиса. Я не справляюсь. Мне нужна ты».
Человек, разрушивший мою жизнь, теперь просил растить его ребёнка. Горечь подступила к горлу. «Почему я?» — «Потому что ты… добрая», — прошептал он, и в глазах вспыхнуло что-то похожее на страх. «Я подумаю», — ответила я, хотя пол уже уходил из-под ног.
Через три дня мы встретились в кафе у вокзала. Игорь вошёл, ведя за руку девочку с глазами, как утреннее небо. «Это Алиса», — сказал он, усаживая её напротив. Я улыбнулась: «Ты похожа на снежинку в этом платье». Она спрятала лицо в игрушку, но потом украдкой улыбнулась.
Пока Игорь говорил о трудностях, я смотрела на Алису. Что-то в ней цепляло, будто знакомая мелодия. А потом он произнёс: «Это шанс всё исправить, Лариса». Я не успела ответить — он мягко подтолкнул ко мне девочку. Когда она обняла меня, в груди вспыхнуло тепло, словно растаявший лёд. «Дай мне время», — пробормотала я, чувствуя, как земля уходит из-под ног.
Позвонив Дмитрию, я едва сдерживала дрожь. Он молчал, и этот тихий ужас был хуже крика.
Дни превратились в водоворот: прогулки с Алисой, её смех, неловкие попытки назвать меня «мамой». Но чем ближе мы становились, тем сильнее ныло внутри.
Однажды, когда Игорь уехал, я оказалась у его стола. В ящике лежали бумаги — не про опеку, а про деньги, которые он получил бы, лишь формально создав «семью».
Когда он вернулся, я швырнула ему в лицо эти листы. «Ты снова лжёшь», — прошептала я, и слёзы жгли, как расплавленный свинец. Он попытался что-то сказать, но я перебила: «Всё кончено».
Прощаясь с Алисой, я чувствовала, как рвётся что-то внутри. Она плакала, цепляясь за мою руку, но я должна была уйти.
В такси, под завывание ветра, я написала Дмитрию: «Я еду. Прости».
Когда машина остановилась, он уже стоял у подъезда — мокрый, с букетом ромашек, которые я любила. Без слов прижал к себе, и я поняла: дом — это не стены, а человек, ждущий тебя в любую бурю.
