Сегодня вечером в тихом городке Серебрянск, где редкие фонари едва освещали размокшие тротуары, Игорь Петров сидел в пустой квартире, сжимая телефон до боли в пальцах. Голос жены в записи звенел в ушах, будто стеклянный осколок, впившийся в душу:
«Игорь, сохрани это для наших малышей. Передай им, что я люблю их больше жизни. Пусть знают — всегда любила.
Мои родные, мои кровиночки…
Как же мне сейчас больно, как страшно и пусто внутри. Я — самая несчастная женщина под этим небом. Никто не видит, что происходит у меня в душе. Никто не поймёт, как мне одиноко. Я задыхаюсь от этой тоски, но прячу её, чтобы вы, мои любимые, не увидели слёз.
Каждое утро встречаю с камнем в груди, а ночью засыпаю с ещё большей тяжестью. Ищу хоть искру радости, пытаюсь вспомнить, какой была раньше. Но каждый день — новый удар судьбы, и я не вижу просвета.
Почему я изменяю тебе, Игорь? Этот вопрос сжигает меня каждую ночь. Ищу ответы в церкви, в разговорах с подругами, в старых письмах — всё бесполезно. Я растворяюсь в этом отчаянии.
Ты заслуживаешь лучшего, дорогой. Ты — идеальный отец, заботливый муж. Но я больше не та Наталья, которую ты полюбил. В моей душе — прорва, и ничто не может её заполнить.
Детки мои, вы — моё солнышко. Люблю вас больше себя, но даже эта любовь не заглушает боль. Ваши улыбки, ваши глаза — они напоминают мне, какая я ничтожная мать. Как мне стыдно!
Иногда мне кажется, что вам будет легче без меня. Пусть папа найдёт добрую женщину, которая полюбит его по-настоящему. Пусть вы растёте в доме, где нет обмана. Но мысль, что я вас больше не увижу… Это хуже смерти.
Где выход? Как стряхнуть этот кошмар? Кто протянет руку помощи? Эти вопросы разрывают меня. Готова на всё, лишь бы вернуть покой.
Простите меня…»
—
Ещё вчера Игорь стоял у окна, наблюдая, как спит Серебрянск. Отражения фонарей в лужах рисовали другой, идеальный мир. Но в его квартире витала тишина, густая, как смола.
Он всегда жил по совести. Работа, семья, дом — всё было построено на века. Но судьба будто смеялась над ним. Три года назад он впервые узнал об измене Натальи. Тогда он простил — ради детей: десятилетнего Витьки и шестилетней Лизоньки. Жена клялась на иконе, что больше не повторится. Он поверил. Не из глупости, а потому что семья для него — святое.
Теперь боль вернулась, будто злая шутка. Та же рана, только глубже. Игорь метался в сомнениях. Выставить Наталью за дверь? Уйти самому? Как объяснить детям, почему мамы нет? Он видел, как рушатся семьи у друзей — взрослые сходят с ума, а что говорить о детях?
Он собрал волю в кулак. Нужно было решать всё раз и навсегда. Пригласил Наталью в ту самую забегаловку на окраине, где когда-то пили шампанское и целовались под гармонь.
— Наташ, хватит лгать, — прорычал он, глядя ей прямо в глаза. — Зачем? Почему опять?
Она прятала взгляд, слова застревали в горле.
— Игорь… Я неОна протянула ему дрожащие руки, но он отвернулся, чувствуя, как последние нити между ними рвутся навсегда.
