Тень расчёта
С самого начала между Алиной и её свекровью, Татьяной Викторовной, повеяло ледяным ветром. Будто незримая преграда разделила их, лишая Алину тепла, на которое она надеялась в новой семье. Свекровь смотрела на неё, как на незваную гостью, вторгшуюся в их устроенный мир. В её просторном доме на окраине Сочи всё говорило о достатке: паркет из дуба, иконы в серебряных окладах, ковры ручной работы. Но за этим богатством сквозила пустота — расчётливая, бездушная, как февральская вьюга.
Алина избегала встреч. Её муж, Артём, уговаривал её сблизиться, утверждая, что мать просто «людей не сразу пускает в душу». Но каждый визит превращался в пытку. Разговоры неизменно сводились к деньгам: во сколько обошлась квартира, куда выгоднее вложить рубли, кто кому сколько должен. Для Татьяны Викторовны всё имело ценник, даже родственные чувства. Алина ощущала себя вещью, которую оценивают, но не принимают.
Годы пролетели незаметно. Однажды ночью раздался звонок. Голос свекрови, обычно твёрдый и властный, дрожал: она серьезно заболела. Татьяна Викторовна просила Алину о помощи. Та застыла, сжимая телефон. В памяти всплыли годы пренебрежения, колкие фразы, взгляды свысока. Ехать или нет? Сердце разрывалось между обидой и чувством долга. В конце концов долг перевесил. Она собрала вещи и отправилась к морю.
Алина застала свекровь в постели. Татьяна Викторовна лежала, укрытая лёгким одеялом, лицо её осунулось, взгляд потух. Она жаловалась на боль, на слабость, на одиночество. Алина смотрела на неё, гадая: искренна ли эта беспомощность или новая уловка? Но сомнения исчезли, когда свекровь вдруг схватила её за руку, умоляя не бросать её. Алина вызвала скорую, уладила вопросы с госпитализацией, проводила дни у её постели, договаривалась с медперсоналом.
Лечение затянулось на недели. Татьяна Викторовна потихоньку приходила в себя. После выписки Алина помогла ей вернуться домой, убиралась, готовила. Она ждала хоть слова благодарности, какого-то знака, что её старания не напрасны. Но вместо этого Татьяна Викторовна, сидя в кресле из кожи, равнодушно спросила:
— Сколько я тебе должна за всё это?
Алина онемела, чувствуя, как внутри рвётся последняя нить.
— Как вы можете такое говорить? Я помогала вам, потому что… потому что так надо! — голос её дрожал от горечи.
— Не будь ребёнком, — усмехнулась свекровь, но улыбка была пустой, как её слова. — Я всегда плачу за услуги. Это моя благодарность. Деньги — лучший способ показать, что я ценю.
— Вы действительно считаете, что всё продаётся? — Алина сжала кулаки. — Будь вы настоящей матерью, Артём сам бы о вас позаботился. Вам не пришлось бы тайком звать меня.
Татьяна Викторовна нахмурилась. Губы её дрогнули, но она промолчала. В глазах мелькнуло что-то — то ли укол, то ли недоумение. «Почему она меня так ненавидит? — подумала свекровь. — Я просто живу так, как умею. Разве это грех?»
Алина ушла, не проронив больше ни слова. На следующий день на её карту пришёл перевод. Смс от банка резануло глаза. Сумма была внушительной, но для Алины это было как пощёчина. Она не стала возвращать деньги — не из-за жадности, а от безысходности. Спорить с Татьяной Викторовной — всё равно что биться головой о стену.
Артём так и не узнал правды. Он по-прежнему верил, что его мать — добрая душа, неспособная на подлость. Алина не стала разрушать его веру. Она молчала, пряча правду глубоко внутри, понимая, что порой молчание дороже любых слов. Но каждый раз, глядя на мужа, она чувствовала, как между ними растёт тень — тень расчёта, оставленная его матерью.
