В давние времена, когда жизнь текла размеренно, как река Волга, случилась в одной семье история…
— Приезжайте ко мне, в родную деревню, с зятем! — звала мать Марфу свою дочь, Акулину.
— Приедем, маменька, — отвечала Акулина, скрывая усталость. — Как Настасья экзамены сдаст, так и приедем. Степан тоже хочет. Раньше к своим в деревню каждое лето ездил, а как родителей не стало — и след простыл.
— Да как же так? — удивилась старуха. — У него же братья, сестры остались…
— Не любит он об этом говорить, — тихо молвила Акулина. — На могилы ходим, но ненадолго, к родне не заглядываем. Помогал Степан своим, а после их смерти словно каменный стал — столько там склок началось…
— Да что ж ты одна всё на себе тянёшь? — возмущалась мать. — Какой же это муж? Здоровый мужик, а ты его бережешь, словно дитя. Себя-то пожалей! Он у тебя только мусор выносит…
— Маменька, хватит. Ничего я одна не тяну. Любим мы друг друга, да и деньги он исправно носит.
— Не в деньгах дело! По хозяйству разве помогает?
— А что помогать? Изба у нас малая. Пришел с работы, на лавку прилёг — и дел нет.
— А новую когда купите? Две каморки — да и всё!
— Не ведаю, — вздохнула Акулина. — Хотели, копили, да теперь думаем…
Настасья после школы в училище собиралась, а через год — выпускной. Акулина же по родимой деревне тосковала. Город казался чужим, сколько ни живи. Выйдешь на улицу — одни старухи на завалинке, шепчутся, каждого разбирают. В деревне хоть и болтушки есть, да воздух-то родной.
— Приезжайте, — настаивала мать.
— Приедем, как Настасья экзамены сдаст. Степан тоже. Раньше к своим каждое лето ездил, а как родители померли — так и бросил. Даже слышать не хочет.
— Да как же так? У него же могилы там, родня…
— Не напоминай, маменька. На могилы ходит, да быстро, без встреч. Они все там перессорились.
Степан был младшеньким в семье. Каждый отпуск в деревне под Калугой проводил, родителям помогал: избу латал, сарай ставил, отцу инструменты покупал. Родители давали деньги, да он частенько свои подкладывал. А когда их не стало, братья в миг всё ценное растащили. Инструменты забрали, мол: «Тебе в городе негоже». Из избы пропали вещи, что Степан на память хотел взять. Даже старый буфет пустым стоял.
Остался лишь мельхиоровый прибор — ложки, вилки, ножи — десятки предметов в почерневшем футляре. Никто на них и не посмотрел. Степан привёз их домой. Акулина промолчала — знала, это память о его родителях.
— А изба? Её же делить надо было, — спросила мать.
— Нет. Племянник с семьёй уже въехал. Завещание было. Степан приехал, спорить не стал, но чуть до кулаков не дошло. Теперь они в одной деревне, словно волки.
— А прибор? Так и лежит чёрный?
— Я его отчистила. Степан радовался, как ребёнок. Говорит, такими их только в детстве видел. Кто-то родителям подарил, а они берегли, не пользовались…
В деревне у тёщи тихо было, уютно. Степан по двору прошёлся, прикинул, что поправить. Никто не лез с советами, как его братья, что только командовали, а сами ни пальцем.
— Акулина, а если забор новый поставим? Тёща не против? Деньги у нас есть, у неё брать не будем, — спросил Степан перед сном.
— Спрошу про забор.
— Да и с летней кухней работы хватает. И ещё кое-что…
— А на печи валяться не будешь? — улыбнулась Акулина.
— Здесь не город. Свой двор — другое дело.
Тёща обрадовалась, что зять за забор взялся. Она и не мечтала о таком, думала, старого хватит. А когда он летнюю кухню латать начал, так и расцвела.
— Зачем вам избу покупать? Вот же готовая, недалеко от города. Мне недолго осталось, я слабая…
— Маменька, у нас Настасья. Работать надо.
— Настасья взрослая, умная. Весь день с книгами. Её и одну не страшно оставить. Город рядом, ездить можно. Работа найдётся. Новый фермер хорошо платит, техники у него — полные сараи…
— Не знаю. Шаг большой.
— Изба у меня просторная, мешать не буду. Мне много не надо. Кроме тебя, никого у меня нет. Племянница только за деньгами забегает.
— За деньгами?
— Грядку прополола, конечно, не даром. Я не просила, но дала. В избу не пускаю, а ей бы охота. Ты её знаешь — что плохо лежит, то её. Предложила уход за мной оформить, чтоб ей платили. Да я не совсем дряхлая ещё. Ты ведь приезжаешь. Жаль, Степан редко бывал. Беру все слова назад. Не тороплю, думайте о переезде.
— Тётка, откуда у тебя забор? Ныла же, что пенсии не хватает! Жалко мне за помощь заплатить? — раздался голос племянницы Дарьи.
— Вот и она, лёгка на помине… — вздохнула мать.
— Я сама поговорю, — отрезала Акулина. — Здравствуй, сестрица. Чего горло дерешь?
— Да это…
— Это! Мы теперь здесь живём. Помощь не нужна.
— Поняла, больше не приду, — буркнула Дарья и ушла.
Через год Степан с нетерпением ждал переезда. Настасья школу окончила, в училище поступила. Работу нашли, телегу купили. Если не понравится — назад вернёмся, но об этом и не думали. Переехали.
Тёща предложила мельхиоровый прибор в буфет поставить. Там место освободилось, как она старый сервиз на кухню перенесла. Он небогатый был, только пыль собирал.
Прожила тёща ещё двенадцать лет. О завещании не думали — дочь с зятем в избе жили. Степан стал настоящим хозяином: всё чинил, обновлял.
Когда наследство делить пришло время, завещание нашлось. Акулина со Степаном получили по половине избы. В записке было: «Прости, дочка. Так правильнее. Вы вместе, всё общее. А его жизнь и так обделила. Ты знаешь, о чём я».
Степан был тронут. Не ожидал он такого от тёщи. За эти годы у них с АС тех пор мельхиоровый прибор в буфете стоял на самом видном месте, напоминая о том, что даже после самых тяжёлых раздоров семья — это самое дорогое, что у нас есть.
