**Квартира**
Когда мы с женой Алёной переехали в новый дом, на первом этаже уже жила пара стариков — Мария Семёновна и Геннадий Васильевич. Ходили они всегда вместе: и в магазин, и в поликлинику, и просто гулять. Рука об руку, медленно, но уверенно. Редко кто видел их порознь.
Как-то раз возвращались мы поздно с друзей. У подъезда стояла «скорая», из дверей выносили кого-то на носилках. А следом, едва поспевая, семенил дед Гена, бледный, словно призрак.
Его все звали просто дедом Геной, а вот к жене обращались строго по имени-отчеству — Мария Семёновна. Сам он был совсем седой, даже щетина на впалых щеках отливала серебром. Тонкие, будто пергаментные веки нависали над мутными глазами. Выглядел потерянным.
— Что случилось? — спросил я, подойдя ближе.
Он лишь махнул рукой — то ли «плохо», то ли «отстань». Обратился к фельдшеру, ловко закидывавшему носилки в машину.
— А вы кто? — буркнул тот, не отрываясь от дела.
— Сосед. Волнуюсь.
— Тогда волнуйтесь в сторонке, — отрезал медик и захлопнул дверь.
Дед Гена попытался залезть следом, но его остановили:
— Вам нельзя. Её в реанимацию, вас туда не пустят. Идите домой, сосед пусть проводит.
Машина рванула со двора, сирена завыла и постепенно затихла вдали. Мы с Алёной и дед ещё долго стояли, вслушиваясь в тишину.
— Пойдёмте, дед. Холодно, простудитесь, — сказал я.
Старик покорно дал себя увести.
— Может, к нам поднимемся? Вместе легче, — предложил я у распахнутой двери его квартиры.
— Спасибо, сынок. Я домой… Буду ждать Машеньку.
— Ну, как знаете. Если что — мы на третьем этаже.
Он кивнул и закрыл дверь.
— Жалко его. Всю жизнь вместе, а теперь… — вздохнула Алёна, поднимаясь по лестнице. — Надо родных найти, пусть приедут.
— Да нет у него никого, — обернулся я. — Как-то разговорились. Брат погиб ещё в войну. Племянник где-то есть, да кому старики нужны? Детей у них с Марией Семёновной не было. Так что, если что… совсем один останется. А старики поодиночке долго не живут. Как лебеди — потерял пару, и сам угасает.
— Вот ты романтик… — фыркнула Алёна.
На следующий вечер она отправила меня проведать деда.
— Сходи, вдруг помощь нужна. Как бы не затосковал.
Дверь оказалась незапертой.
— Дед, вы живы? — крикнул я в темноту.
Из кухни вышел Геннадий Васильевич, сгорбленный, будто под грузом лет.
— Извини, зашёл проведать. Дверь-то чего открыта?
— Забыл… — махнул он рукой. — Заходи, чай пить будешь?
— Спасибо, только поужинали. Вы сами-то ели?
— Не лезет… Всё думаю, как там моя Машенька.
На кухне стояла аккуратная чашка с недопитым чаем — расписная, с яркими ромашками.
— Мария любила красивую посуду, — вздохнул дед. — Её нет, а я из стакана пить не могу. Привык…
— Не накручивайте себя раньше времени. Сейчас медицина…
— Всю жизнь вместе. Не представляю, как без неё… Никогда не болела, всегда на ногах. Видно, силы кончились. — Голос его дрогнул. — Думал, я первым уйду. А теперь понимаю — так даже лучше. Ей бы тяжелее было. Мужик я, крепче. Иди, сынок, я справлюсь.
— Ну как там дед? — встретила меня Алёна.
— Держится. Говорит, она никогда не болела.
— Значит, поправится!
Но на следующий день дед сам пришёл к нам и сообщил, что Мария Семёновна «приказала долго жить». Так и сказал — по имени-отчеству. Попросил помочь с похоронами.
После похорон прошло две недели. Как-то вечером Алёна присела рядом на диван.
— Жалко старика. Совсем один… — начала она.
Я кивнул, не отрываясь от футбола.
— Я вот что подумала…
Снова кивнул, не вникая.
— Ты хоть слушаешь? Выключи телевизор!
— Позже нельзя? — моя команда как раз проигрывала.
— Нельзя. Сашке через два года шестнадцать. Женится — куда молодых девать? Впятером в этой клетке жить будем?
— К чему ты клонишь?
— Деду восемьдесят. Квартира у него двухкомнатная. Если что… государству достанется.
— Ну и? Мы же не родня.
— А надо, чтобы досталась. Сашке жить где-то.
— Ты о чём? — я наконец оторвался от экрана.
— Всё просто. Мы ему поможем, уход обеспечим. Оформляем опекунство. Главное — не опоздать, чтоб другие не перехватили.
— Ты хочешь… его «ускорить»? — я провёл пальцем по горлу.
— Ты что, оборзел?! — Алёна всплеснула руками. — Всё честно! Поможем, ремонт сделаем…
— А если до ста доживёт?
— Вряд ли. Сам же говорил — как лебеди.
Я задумался.
— Завтра отнеси ему ужин. Потом в магазин схожу за ним…
— А почему я?!
— Потому что ты мужик! С ним проще договориться.
На следующий день я тащился к деду с контейнером супа.
Так и повелось. Сначала он сторонился, потом привык. Стал чаем угощать, фотографии показывать. Оказалось, он работал на заводе, а Мария Семёновна учительницей была.
— Жаль, раньше не знали, — вздохнула Алёна. — Сашка русский плохо знает, а ЕГЭ на носу. Мария Семёновна могла бы подтянуть…
Дед сочувственно кивнул, оглядел свою квартиру. Алёна тут же подхватила:
— Может, обои переклеим? Совсем выцвели.
— Да вы и так меня балуете… — замялся он.
— Ну что вы! Завтра с мужем купим материалы. В выходные и поклеим!
Дома я возмутился:
— Мы ему ещё и ремонт делать будем?!
— А то! Это же почти наша квартира!
Но однажды, возвращаясь с работы, я увидел деда Гену — в костюме, при галстуке, бодро шагающего в сторону соседнего двора. От наших котлет он явно окреп.
Вечером АлёА через месяц мы с Алёной случайно встретили деда Гену в парке — он шёл под ручку с улыбающейся женщиной, и в его глазах снова появился тот самый свет, который мы думали навсегда угас вместе с Марией Семёновной.
