«Тату… это правда?» — голос старшей дочери Иоанны дрожал от волнения.

Дорогой дневник,

Сегодня в квартире на Тверской снова нависла тяжёлая тишина, будто бы стены сами начали шептаться. Старшая дочь, Ирина, схватила меня за руку, голос её дрожал:

Папа правда? вопрошала она, глаза полетели к отцу, Дмитрию.

Я попытался отмахнуться, но слова застряли в горле.

Что именно? сказал я тихо, не решаясь смотреть ей в глаза.

Она бросилась в ответ:

Что ты ушёл от нас и что эта женщина, Ольга, ждёт от тебя ребёнка.

Комната наполнилась гнетущей тишиной. Мать я, Марина, словно в упорном холоде глядела в пустоту, слёзы уже давно превратились в крошечные рубцы на щеках. Мои две младших дочери, Анна и Мария, прижались друг к другу, будто ищут в этом страхе хоть какуюто опору.

Я вздохнул и, наконец, произнёс:

Да, это правда. Моя жизнь должна идти дальше.

Дальше? взревела Ирина. С кем? С девушкой моего возраста? С той, что унижает маму и смеётся над нашими бедами? Как ты можешь, папа, после двадцатидвух лет брака? После всего, что она сделала для тебя?

Голова моя опустилась. Стыд охватил меня, но он не смог остановить меня. Ольге было двадцать пять, почти столько же, сколько моей старшей дочери. Грубая, наглая, громкая она без стеснения заявила перед всеми:

Я его будущее. А вы лишь прошлое. Принимайте.

Я молчал, потому что сердце уже не имело сил бороться. После всех лет любви, бессонных ночей, после того как я отдал ей всё, я ушёл, оставив её с болью и тремя детьми.

Прошло несколько месяцев, напряжение только росло. Я видел, как Ольга каждый раз обижает мать, и Ирина, не выдержав, выкрикнула:

Ты ничто! И никогда не станешь частью нашей семьи!

Ольга закричала, схватила телефон и начала снимать всё, угрожая скандалом. Через несколько недель пришло извещение в суд: я подал иск против собственной дочери за «моральный ущерб», нанесённый возлюбленной.

Как ты мог, папа? прошептала Ирина в зале суда, глаза полные слёз. Я твоя дочь Я всегда гордилась тобой А теперь ты так со мной?

Ты должна была уважать Ольгу, холодно ответил я, держась за её руку.

Мать сидела в сторонке и кусала губу до крови. Младшие сестры плакали беззвучно. Этот день стал последним, когда мы ещё видели в нём отца.

Ослеплённый желанием и фальшивой молодостью, я потерял не только семью я потерял самого себя.

Дочки остались с матерью. Они выросли слишком быстро, учась на своей боли: настоящая семья не всегда та, что крови.

Годы шли, Марина держалась гордо, даже в одиночестве. Девочки создали свои жизни. Ольга ушла. Когда она вымыла из меня всё, что могла деньги, дом, силы она оставила меня ни с чем, лишь с маленьким ребёнком и без души.

Однажды вечером я пришёл, седой и измождённый, взглядом того, кто потерял всё. На пороге стояли мои дочери. Они молча смотрели на меня, а в их глазах звучал вопрос, на который я так и не нашёл ответа:

Как ты мог нас предать, папа? Как можешь поставить чужую женщину выше нас? Как смог разрушить всё, что у нас было?

Я не ответил. Лишь опустил голову.

В тишине между нами осталось лишь то, что не умирает боль и запоздалое сожаление.

Записываю это, чтобы не забыть, как легко потерять то, что действительно ценно.

Rate article
«Тату… это правда?» — голос старшей дочери Иоанны дрожал от волнения.