Такого не бывает.
Разбудил звонок бывшего мужа. Как же я забыла выключить звук на ночь? Вместо «Алло» зевнула — пусть знает, что разбудил. Он долго извинялся, монотонно бубнил что-то о погоде, работе, новостях из ящика. Видно, подводил к чему-то, настраивал. Алевтина его не торопила, молчала. Иногда кивала, будто он мог это видеть.
А он, похоже, и правда видел. Пятнадцать лет брака — и вот тебе, сверхспособности. Пошла на кухню в одних трусиках, включила громкую связь, бросила телефон на стол и открыла холодильник. Его пустые белые полки давно не мыты и явно обижены. На дверце стояла бутылка вина, а рядом — кусок сыра в треугольной упаковке.
— Как там Настенька?
На имя дочки пришлось отреагировать:
— А ты ей не звонил, что ли?
— Звонил, — быстренько ответил бывший, — в четверг болтали. Говорит, у неё всё огонь: и живёт, и радуется. — Хихикнул. — А ещё сказала, что ты на недельку выпадешь из реальности, в отпуск собралась. Разбогатела, мать? Куда махнёшь? А ученики твои как? На каникулы отпустила?
Сделала глоток прямо из горлышка, прижала телефон к уху, чтобы чуткий динамик не уловил, как дрожит рука, когда стекло бьётся о край стакана. Глотнула, собралась и игриво улыбнулась:
— Всё достало. Имею право на недельку под солнцем да у моря. Не скоро ещё. Месяц впереди. Завидуешь?
— Конечно, — пауза, — нет. — Бывший включился в старую игру.
— Привезу тебе, — пауза, — ничего. — Алевтина расслабилась. — Ну и чего хотел-то?
— Очень неудобно, но подкачал с финансами. До зарплаты десять тысяч не одолжишь? Непредвиденные расходы…
— М-м-м… — отрезала кусок сыра и положила на язык, как конфету. — Какие такие расходы, интересно?
— Тут с одной женщиной познакомился. Хорошая такая. Очень.
Ничем не обоснованная, дикая ревность впилась в горло:
— Ну так у неё и проси! — перед глазами всплыла картинка: будущий муж двадцать лет назад — высокий, худой, с модной тогда чёлкой, которая чёрной завесой делила лицо пополам; улыбка кривая, виден острый клык, а рядом не она, а какая-то чужая в мини и с алыми губами.
— Лёль, что случилось? — голос стал мягким, родным. От этой заботливости в горле запершило, глаза закололо — вот-вот расплачется.
— Ничего. Не выспалась. Прости. Сейчас переведу. Хорошего дня.
Пока тыкала в банковское приложение, пришло сообщение от Игоря:
«Доброе утро, солнце! День просто шикарный. Может, устроим пикник у озера? Заеду за тобой в три».
— Да отвяжитесь вы все! — злость выдавила глупые слёзы. Наконец налила в стакан, глотнула, прожевала сыр. Подошла к зеркалу во весь рост, провела рукой по границе кружевного белья и кожи, боясь дотронуться чуть ниже — до крохотного узелка размером с прыщик, там, где все бреют не глядя. Ничего не изменилось. Он был на месте.
Потом душ — мочалкой яростно, до красноты, шампунь дважды, маска, патчи, фен. Включила ноут. Посыпались уведомления из соцсетей. Надела футболку.
Открыла первое попавшееся:
«Здравствуйте! Хочу начать учить английский с нуля. Есть ли у вас свободное время? Какой вариант оплаты?»
Руки сами знали, что отвечать. Рутина делала сильнее. Отправляя сообщение, случайно ткнула в аватар — и увидела усталость и одиночество. Екнуло.
«Сколько раз в неделю хотите заниматься? И сразу предупреждаю: с первого по десятое число занятий не будет».
Ответ пришёл мгновенно:
«Три раза в неделю. По времени гибкий — работаю из дома, могу подстроиться».
— Сегодня в шесть вечера по Москве?
— Подходит.
Настя позвонила, когда суп в «Воккере» был почти доеден. Раньше этот куриный бульон они называли похмельным.
— Мам, ты как?
— Отлично. Ем. Ты меня отвлекаешь. — бурчала от страха.
— Мы на пляж собрались. Мне папа звонил. Чё-то ты ему не понравилась… — в трубке гудел чужой город, шум машин и тревога.
— Я ему уже пять лет не нравлюсь.
— Если язвишь, значит, всё в порядке. Я же не ошибаюсь?
— Доченька, как ты? Скучаю.
— И я!
Болтали ни о чём. Вместе по телефону встретили её друзей, «прокатились» в метро до «Сокольников», искали место на пляже. Сквозь разговоры пробивалось солнце, плеск волн. Море затмевало всё плохое. Повесили трубку и разошлись. Одна — вперёд, другая — на грань. Но с памятью о чём-то беззаботно-прекрасном.
Алевтина глянула на часы. Почти шесть. Вся ещё там, золотая и звонкая, рядом с дочкой, машинально открыла ноут. И — как в прорубь — нырнула в видеозвонок с новым учеником, тем самым «гибким».
Глаза. Это было первое погружение. Внутрь. До выворачивания наизнанку. До боли, до спазма. Оглушило. Тараторила что-то про английские времена, извинялась — сама не знала за что. Боялась поднять взгляд, но и опустить не могла.
Когда сорок пять минут урока закончились, откинулась в кресле и наконец разревелась. Позвонила подруге:
— Только без нравоучений. Я влюбилась.
— О-о-о… И кто он? А как же Игорь?
— Кать, ну какой Игорь? Вот… — и поняла, что даже имени не знает. Может, говорил, но мимо ушей пролетело. Ведь были только глаза.
— Ну и в кого влюбилась-то? — безжалостно допытывалась подруга.
— Только что познакомились. Он у меня английский учит. Я, понимаешь, так давно ничего не чувствовала. Думала, уже не способна, а тут… — Говорила сбивчиво, надеясь, что та поймёт.
Катя, пухленькая мать троих, замужем раз и навсегда, затянулась сигаретой и произнесла:
— Я рада за тебя! Правда, Лёль! Ты ж после разОна обернулась, увидела его улыбку — такую же, как в мечтах, — и поняла, что всё это не сон.
