Тени былого: сон о любви и прощении
В тихом городке Суздале, где старые берёзы шептались с ветром, Дмитрий злился про себя: «Ну вот, опять ревёт!»
Машина остановилась у дома. Ольга, его жена, сидела, сжимая дверную ручку. Дмитрий скривился: «Сейчас опять мне за ней бегать». Но она уже ковыляла сама. Он резко дёрнул дверь, едва не свалив её.
— Не торопись, как слон в посудной лавке! — буркнул он, подхватывая её под локоть.
Забросил сумки в прихожей, дождался, пока Ольга, хромая, доползёт до дивана, и бросил:
— Буду поздно.
Развернулся и ушёл. Завёл «Ладу» и понёсся по улицам, чтобы заглушить злость. Позвонил другу с работы, Вите. Тот предложил зайти — тестировать новую стрелялку. Дмитрий приехал.
За «Балтикой» разговор скатился на личное. Дмитрий выложил всё: как потухла страсть, как быт заел, как Ольга «пилит, как дятел». Рассказал про Анюту из бухгалтерии — молодую, весёлую, с ямочками на щеках. То локотком подтолкнёт, то шутку подкинет. С ней — как в кино.
Ольга
— Почему мы не поедем в Крым в августе? — спросила я в машине.
Дима взорвался. Заорал, ударил кулаком по торпеде. Его лицо перекосило. Я отвернулась к окну — слёзы потекли сами. Что не так? Просто спросила! В последнее время он стал нервным, как кот на раскалённой крыше.
Подруга Галя намекнула: «Может, на стороне греется?» Рассказала про своего Сашу. Тот тоже носился с молодой коллегой, вдруг начал щеголять в узких джинсах, сыпать «зашкварами» и «рофлами». Галя чуть не провалилась сквозь землю, когда он при друзьях сына ляпнул: «Это ппц, чувак!» Сын потом месяц отказывался с ним говорить.
В итоге Галя не выдержала. Устроила разборки, собрала Саше чемодан и отправила «на перевоспитание» к свекрови. Та лишь фыркнула: «Такого барана и в зоопарк не возьмут». После разговора с матерью Саша «прозрел» за день. Теперь носит овчинный тулуп и ходит в баню по субботам.
С Димой так не получится. Он другой. И чужих духов я не чувствую. Но что-то не так.
Дмитрий
Сидел у Вити, а в голове крутилась Ольга. Куда делась та весёлая девчонка? Теперь вечно ноет: «Крым», «отпуск»… Вспомнил Анюту — как она хихикала сегодня у кулера над его анекдотом.
Тут позвонила Ольга. Попросила заехать в «Пятёрочку». Всё настроение — к чёрту. Анюта так смотрела, когда он сказал, что нужно идти. А Ольга! Кто её просит тащиться на работу с опухшей ногой? Сидела бы дома!
Пальцы сами набрали Анюту… И тут Витя:
— Ты чего застыл? Анютке звонишь?
Дмитрий сбросил.
— Пойду я, Вить, — пробормотал он.
— У меня тоже была такая «Анюта». Леной звали, — вздохнул Витя. — Из-за неё семью потерял. Сын теперь у жены с новым мужиком живёт. Я был счастлив, Диман. На три недели. Потом понял — это не счастье. Жена сказала: «Простила, но жить не смогу». Поставил себя на её место — и правда, не смог бы.
Витя замолчал, а у Дмитрия в груди сжалось.
— Подумай, — добавил Витя.
Дмитрий ушёл. Телефон зазвонил. Думал — Ольга, но нет: Анюта.
— Ты звонил? — пропела она.
— Ошибся, — буркнул он.
— Может, заглянешь? Совсем случайно… Я люблю «Советское шампанское»…
Его передёрнуло. От неё. От себя. Он сбросил. Она звонила снова. Оставила голосовое: «Трус! Мелкий пацан!» Он удалил номер.
Вернулся домой. Сумки валялись у двери. Ольга сидела в темноте у окна.
— Оль… — начал он.
Она повернулась. Лицо в слезах. Сердце ёкнуло.
— Надо поговорить, — он путался в словах: оправдывался, каялся, злился. Она молчала.
— Я поеду к маме, — тихо сказала она. — Подумай, Дима. Реши, что тебе нужно.
Она ушла. Он не разлюбил её. Но что с ним?
Ночь прошла в пустоте.
Ольга
Четыре часа его не было. Что с нами? Больно рушить то, что строилось годами. Смешно, но… кажется, он меня разлюбил.
Может, у него кризис? Нашему сыну двадцать три, дочери двадцать. А он? Может, хочет новую семью — с молодой, которая будет выкладывать в инстаграм капучино и младенца в Gucci. А он — седой, в дорогом свитере — будет качать коляску. Идеальная картинка.
Я вспомнила, как сын орал от колик, как лежала с дочкой в больнице. Почему у других всё как в сериалах? Спокойные дети, любящие мужья…
Почему так? Он может начать сначала, а я — нет.
Я плакала. Нога болела. Жалела себя, молодость, всё. Мысль билась: «В чём виновата?»
И вдруг поняла: ни в чём. Просто любовь — как молоко. У кого-то не скисает годами, а у нас…
Дверь хлопнула. Он вернулся.
Говорил долго, сбивчиво. Я сказала, что еду к маме. И уехала.
Маме соврала, что травят мышей.
— Какие мыши? — удивилась мама.
— Огромные, мам.
— Ты плакала?
— Аллергия на мышиный яд, — отмахнулась я.
— Баба, отстань от дочки, — вмешался папа.
Мама суетилась. Папа принёс настойку. Мы пили молча. Он рассказывал про службу, достал старый альбом. Потом взял баян — пели на кухне. На душе полегчало.
Утром на кухне были голоса.
— Дима, у вас там зоопарк? — ворчала мама. — Оля про мышей, ты про крыс… Ешь блины.
Я зашла. Дмитрий уплетал мамины блины.
— Привет, — улыбнулся он. — ВыОни молча протянули друг к другу руки, и в этом тихом жесте было больше понимания, чем во всех словах, которые они не сказали.
